Чебурашка

— Не я…

— Ну, и хорошо, даже и не расстраивайся. Зачем, скажи, нам такая барышня, что за неё ещё и драться надо? Это они за тебя драться должны, ты ж вон какой золотой у нас.

Я смеюсь. Она тоже. У неё шуточки такие. Мне их не хватало…

— Слушай, Тёмочка, а ты дядю Гришу давно видел?

— Давно…

— Ты бы сходил, проведал его, а? Он ведь к тебе так хорошо относится…

Блин… дядя Гриша — это настоящая заноза. Или мозоль…

— Ладно, — неохотно соглашаюсь я.

Вернее, не то, чтобы неохотно… Да, дядя Гриша — это моя боль и да, я обязательно схожу, как бы тяжело ни было. И буду ходить. Буду всегда теперь ходить, навещать, выслушивать его параноидальные речи, поддакивать. Всё буду. Обещаю тебе, дядя Гриша. И тебе, ба, тоже обещаю.

— Ты знаешь, сходи прямо сейчас, а? Я там собрала кое-что, только не говори, что от меня, ладно? И пирожные отнеси, а то он сам себе не купит, а ты принесёшь, он порадуется. Сходишь?

— Схожу, ба. Прямо от тебя и пойду.

Я дохожу до кинотеатра «Космос», и в этот момент как раз подходит автобус. Сто первый. «Икарус». Он выдыхает дизельный перегар и раскрывает двери. Я прыгаю внутрь, бросаю в кассу шесть копеек и отматываю билетик. Проверяю цифры — не счастливый. Ну и ладно. Прохожу в «гармошку» и качаюсь в соединительной секции.

У главпочтамта выхожу и сворачиваю во двор, чтобы дойти до дядьки напрямки. Обхожу никогда не высыхающую лужу, заворачиваю за трансформаторную будку и… О-пань-ки! На лавочке, закрытой от посторонних взглядов густыми кустами акации, сидит мой давешний белобрысый дружок. И, что характерно, на ногах его сияют мои, вернее, отцовские кроссы.

Он сидит боком ко мне, дымит «Примой» или «Астрой» и меня не видит. Я отхожу назад, оставляю сумку с передачкой для дядьки на приступочке, подбираю шершавую занозистую дощечку от овощного ящика, зажимаю её в руке, как саблю и выскакиваю на белобрысого.

— Ну чё, Жук, дожужжался? — ставлю я практически экзистенциальный вопрос, нависая над ним.

4. Меч джедая

— Тебе чё надо? — равнодушно спрашивает белобрысый и сухо сплёвывает с языка кусочки табака.

— Не жмут кроссовки? — грозно интересуюсь я.

— Нет, — пожимает он плечами.

— Снимай, повыделывался и хватит.