— Это вряд ли, — перебил Егор. — Ты чего, Прохор, сейчас же самая пахота. В мае — только самые забулдыги в лес уйдут. У которых ни кола, ни двора, и пахать нечего и нечем.
— Дак, может, забулдыги и ушли, — пожал плечами Прохор. — Мне откуда знать? Что донесли — то передаю. Разобраться надо. Вот, сходите вдвоём с Захаркой, разведайте. Русальих костей принесёте, и если ты всё ещё будешь настаивать — тогда добро, приму парня в орден. Возьму на себя ответственность.
— А если там не русалки, а хрень? — спросил я. — Что тогда? Ждать, пока ещё какой-нибудь крупняк подвернётся?
— Будем ждать. Всяко быстрее, чем орден собирать.
— Мы с Захаром, вообще-то, одну русалку уже завалили…
— Не вы с Захаром, а ты, — припечатал меня Прохор. — Кабы не ты, эта русалка бы там этого же Захара и сожрала. В воду вы с Егором лезли. А Захар только амулет тебе дал, да потом трупнину жёг.
— Хренли он ещё сделает-то, — буркнул я. — Ни меча православного, ни Знаков…
— Ну меч, положим, мы ему дадим.
Прохор, кряхтя, встал из-за стола и прошёл в угол, где и правда стояли штук пять мечей в ножнах. Выбрав один, покороче, Прохор кинул его мне. Я поймал. Выдвинул клинок из ножен, пощупал пальцем остроту.
Уточнил:
— Настоящий? Тварей рубить можно?
— Других не держим. Не щекотать же ходим.
— А откуда дровишки?
— А сам не догадался? — проворчал Егор.
Догадался. Кости погибших охотников предавали земле в глухих местах. Их имущество отдавали родственникам. Но вот оружие становилось собственностью ордена. Куда его ещё давать-то, родне уж точно без надобности.
— И чей это был меч?
— Терентия.
Я бросил оружие обратно.
— Ты чего? — обалдел Прохор, поймав меч.
— Другой дай.