Храм Темного предка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Подобные дела для вас бытовуха, да еще связанная с мигрантами – понаехавшими. Вы заняты сейчас другими делами – более важными, наверное. Борьба сил света с силами тьмы, да? Где свет, где тьма? – в вежливом тоне переводчика, в его безупречной русской речи сквозило легкое презрение.

– Мы расследуем два убийства, – напомнил полковник Гущин.

– По второму… несчастному Мирлану Омуралиеву… у нас нет дополнительной информации, но мы связывались с его семьей. К сожалению, его жена ничего не знает о поездке мужа в Москву, она написала у себя дома заявление о его пропаже без вести.

Гущин понял – Кашгаров говорит о «гонце» из Шалаево.

– Продиктуйте мне, пожалуйста, адрес «караван-сарая», – попросил он.

– Я сегодня туда собирался сам, – ответил Кашгаров. – Господин советник меня посылает выяснить – вдруг в пансионе располагают дополнительными сведениями об уважаемом инженере Шахрияре? Мы можем отправиться вместе. Пансион у метро «Теплый Стан».

– Хорошо, я за вами заеду в посольство, ждите меня через час, – объявил полковник Гущин.

Он вызвал служебную машину с водителем и отправился на Большую Ордынку. Адиль Кашгаров в модном кожаном бомбере и потертых джинсах вышел из посольского подъезда. Гущин отметил: парень-то – писаный красавец, прямо персонаж из манги. Еще по пути на Большую Ордынку он грустно размышлял: посольский переводчик успел в свои тридцать выучить четыре языка; дерзкий полковник Борщов повидал половину мира, овладел арабским и английским, – а как распорядился своей жизнью, молодостью он, Гущин? Его богатый профессиональный опыт касается лишь одной сферы – раскрытия убийств, криминала. А в остальном его знания отрывочны, хаотичны или вообще близки к нулю. И языков иностранных он не ведает. И не читал ничего прежде про Синьцзян, про гору Хан-Тенгри, Восточный Туркестан, орнитологов и зоологов – лишь ветхие записки из архива Велиантова. Когда неведомый, яркий, многоликий, противоречивый окружающий мир подступает к нему вплотную – например, в этом сложном и невероятном музейном деле, – он, Гущин, старая полицейская ищейка, комплексует, ощущая свою ограниченность и недостаток знаний.

– Я думал, вы своих подчиненных отправите в Теплый Стан, а вы лично со мной едете, – заметил Адиль Кашгаров, садясь в его машину. – Дело настолько серьезное? Наш земляк инженер Шахрияр и другой убитый попали в скверную историю?

– Мы разбираемся детально, – уклончиво ответил Гущин.

– Не забывайте о сыне инженера, узнике китайских застенков, – тихо произнес Кашгаров. – Уйгурский вопрос. Не сбрасывайте его со счетов. Мой вам совет.

– Приму к сведению, – пообещал Гущин.

А сам подумал: парня, хотя тот и не откровенничает, послал в пансион разведать обстановку посольский бонза с «рожей якудзы» – Абдулкасимов. Видали мы таких советников-атташе по культуре с квадратными плечами борцов сумо. Ясно, откуда он. Они с Борщовым – одного поля ягоды. Для советника уйгурский вопрос – сфера национальных интересов его страны и государственной безопасности. А переводчик, видно, у него на побегушках. Служит усердно.

Раздался звонок на мобильный Гущина.

– Я по поводу тюбетейки, Федор Матвеевич, – раздалось в трубке, звонил криминалист-эксперт.

– ДНК? Чья? Шахрияра? – бросил Гущин.

– Бензин, – разочарованно ответил эксперт. – Шапка мокрая была. Мы все ждали чуда – бензин улетучится и проведем исследование. Не вода же, горючее. Но не судьба. Не представляется возможным определить принадлежность ДНК, хотя на внутренней стороне тюбетейки явные следы пота.

Гущин не включал громкую связь, но в служебной машине они с Кашгаровым оба расположились на заднем сиденье. И переводчик слышал доклад.

– Адиль, помните, я вам показывал в посольстве фотографии тюбетейки? – сказал Гущин.

– Уйгурской допа? – Кашгаров повернулся к нему своим точеным профилем персонажа манги.