Дошла очередь и до меня.
— Что такое знамя?
На это я ответил без малейшего затруднения, так как весь устав вызубрил наизусть.
Приказано было сесть.
Храпов снова взялся за Капитонова.
— А теперь ты повтори, что он сказал.
Капитонов весь встрепенулся.
— Знамя, господин обучающий, есть… — моргая глазами, быстро заговорил было он и сразу осекся. — Знамя… хоругва…
— Ну? — не отставал от него Храпов, глядя ему в лицо.
Капитонов, напрягая мысль, морщил лоб. Губы его вдруг посинели, в глазах светился животный страх. Наконец, сокрушенно мотнув головою, он забормотал что попало:
— Потому живот не жалея… Святая хоругва… До последней крови… Часовой…
— Стой ты, дубина стоеросовая! — остановил его Храпов. — Ну, чего ты мелешь? Нет, измучился я с тобою совсем. Хоть кулаки мои пожалей: отбил я их о твою дурацкую башку. А все без толку. Тебя, видно, учить, что на лодке по песку плавать…
И, не желая затруднять себя больше, он обратился ко мне:
— А ну-ка смажь ему разок по карточке. Да хорошенько, смотри!
Я отказался выполнить такое приказание.
Храпов стиснул зубы. Лицо у него стало багровым. Сверкая глазами, он несколько секунд смотрел на меня молча, а затем строго приказал:
— Капитонов! Если он не того, то ты ему пару горячих привари!
— Слушаюсь, господин обучающий! — ответил тот, оборачиваясь ко мне.
Не успел я произнести ни одного слова, как по моему лицу раздались один за другим два сильных удара. Голова моя сначала мотнулась в одну сторону, а затем — в другую. Из глаз посыпались искры. В ушах зашумело.
— О мерзавец! За что ты меня ударил? — задыхаясь от негодования, крикнул я в диком исступлении. Сердце бурно забилось. Я задрожал весь. Все мое существо охватило безумие и неумолимое желание броситься на Капитонова, рвать его, рвать до тех пор, пока не истощатся последние силы, но это продолжалось одно лишь мгновение, а затем я беспомощно свалился на койку. Что было со мной дальше, — я ничего не помню.