— Есть, — сказал Сеня. Церемонно коснулся пальцами линялого берета и побрел.
— Старшины первых статей Доронин и Дунай изволят ждать вас у торпедного люка, — сухо доложил он Дымову. — Просят, чтоб поторопились.
Нарочитая официальность сообщения насторожила Дымова. Поддернув машинально повязку, он устремился наверх и, не достигнув торпедного люка, замер возле мясной колоды. Рубку мяса закончили, колода была выскоблена, вымыта, засыпана солью и обтянута чехлом, палуба кругом — прошвабрена, однако за стойкой шлюпбалки лежал на палубе крохотный осколок кости. И Дымов гневно склонился над распахнутым световым люком камбуза:
— Сер-рега!
Из люка било жарой, духотой и томящим духом недожаренной свинины.
— Серега! Гони своего оборванца наверх!
В люке мелькнуло худое и мокрое лицо кока:
— Не прибрал?
Рядом с ним появилось в проеме люка изумленное и тоже мокрое от жары лицо Доктора:
— Юра…
— Ты сыпь сюда! А уж я тебя ткну носом! — пообещал Юра. — Гадюшник развели, — буркнул он в сторону Ивана и Шурки, которые смотрели на него веселясь. Снял бескозырку и с грустью посмотрел на успевший загрязниться белый чехол. К подъему флага выстирал — и снова грязный. Скорей бы октябрь, скинуть чехлы, а там — «Лишь крепче поцелуй, когда сойдем мы с кораблей!» Мимоходом подумав о «Славянке», Дымов заметно подобрел, и Доктор, которому сегодня явно не везло, отделался легким внушением и напоминанием о том, что именно он, Доктор, должен в первую очередь печься о чистоте и гигиене.
Выслушав внушение и напоминание, Доктор поднял двумя пальцами осколок, положил в карман и пошел вниз. Скверное его настроение усугублялось тем, что час назад ему впервые за время пребывания на корабле представилась возможность оказать медицинскую помощь, и ничего из этого не вышло. Когда Карлу обожгло руку компотом, Доктор немедленно привел его в амбулаторию, долго мыл руки раствором, а потом принялся наносить на место ожога мазь. Карл на мазь смотрел неодобрительно, заметив: «Муть все это», а от повязки отказался категорически.
— Кранцы чинить надо. — Сильный латышский акцент придавал каждому слову Карла суровую значительность и твердость. — Совсем «сто восьмой» порвал кранцы. Новые совсем были.
— В том году они новые были, — сказал Доктор традиционную фразу. Прижимистость Карла, главного в боцманских делах после самого боцмана, была всем известна.
— Да, да, — раздраженно сказал Карл. Вытер мазь о штаны и пошел чинить кранцы.
— …Зачем звали? — спросил Дымов.
— Кроха, — Иван невольно взял Шуркин тон. — День Флота.
— Ну.
— А о шлюпке ты думал?
— А чего мне думать? — мгновенно фыркнул Кроха. — У меня начальники есть. И вообще! Людей на уголь дай, на дизель — дай, на склад — дай! Компот утопили, радист искупался, питание — дай!..