Долгая навигация

— Та не грустить! — досадливо закричал мичман. — Запевай!

Несколько шагов прохрустели по гравию молча. Валька тряхнул головой и сердито затянул нестойким голосом: «Пусть туманом Атлантика дышит!..» Не очень охотно, но надежно поддержали. Мичман с удовольствием подтянул, у него был чистый задорный тенорок. Расходясь в немногих словах (учились песне на разных флотах), уверенно довели до конца и даже гикнули и свистнули для форсу. Дальше пошло веселей. Есть в строевой песне та крепость дыхания, что тверже делает плечи и прочнее шаг.

«Шире шаг!» И черт с ним, с солнцем, с пылью. Корабли давай! Скучней, что было, не будет.

Мичман обманул: пройдя четыре километра, вышли к автобусной остановке. С ветерком — шоссе, лес, взморье, — и желтый городок: в каналах, шлагбаумах, ветках железных дорог. Выпрыгнув из автобуса, шли по шпалам, доскам, пыльной брусчатке. Где-то близко висела протяжная музыка, вырастали над складскими крышами мачты. «Подтянись! — заволновался мичман. — Глядеть бодрей!» — и вывернули на стенку.

«…А что случилось? Ни-че-го не случилось!» — проникновенно орал на всю гавань усиленный динамиками популярный певец. Рельсы, мачты, крик и пыль, полуденное солнце. Загораживая воду, борт к борту жались разномастные суда: рыбаки, буксиры, малые гидрографы, небольшой плавучий док с сейнером внутри и несколько военных — по окраске и флагам — корабликов. На палубах и надстройках загорали, смеялись, стучали в домино; на стенке полуголая толпа гоняла мяч. «…Стой!» Пока мичман выравнивал их, пробубнила что-то трансляция, смешливый матросик притащил раскладной стол. Поднялись на стенку офицеры, старшины в черной форме с повязками «рцы». Мичман не своим, парадным голосом доложил; легли на столик личные дела. Офицеры кратко совещались: «Двое здесь, остальных — поездом в бухту». — «Были мы влюб-ле-ны, а любовь — не получилась!..»

Здесь хотел остаться Валька, только здесь!

— Новиков. «Полста третий».

Подошел к нему широкий, с брюшком, старшина, сказал низко:

— Стой. Честь флагу отдавать умеешь? (Валька с готовностью кивнул.) За мной.

И, споткнувшись на сходне, Валька в первый раз отдал честь флагу.

Палуба — путаница железа; множество любопытных глаз.

— …Кого поймал, Кроха?

— Специальность? — закричали несколько голосов.

— Акустик, — с достоинством ответил Валька.

Засмеялись как-то — без уважения. Валька спешно нырнул в темную дверь за удалявшейся спиной старшины. Узкие, увешанные коробками коридоры, высокие комингсы, двери, лязг, перепады света и полутьмы, мелькнуло сбоку: «Матрос должен обладать…» — и подпись: «Адмирал Макаров»; запахи жилья, соляра, стали и еды… Старшина шагнул вбок, приподнялся на поручнях — и унесся в тепло освещенную глубину. Осторожно спускаясь по трудному трапу, Валька почувствовал, что корабль слабо качает. «Иди, — подтолкнули его, — вон твой командир».

Легко изогнувшись, опершись плечом о койку, внимательно, весело смотрел на него белобрысый парень в голубой робе, светлом воротнике, с тремя галунами на мягком квадратном погоне. На кармашке, на полоске серой ткани Р-1-11: командир боевого поста «один» службы «Р», главное Валькино начальство.

Валька сбросил мешок на палубу, лихо, выгнув ладонь, кинул руку к бескозырке:

— Товарищ старшина первой статьи! Матрос Новиков!..

В углах засмеялись.

— Вольно, — сказал парень. — Учебный отряд кончился.