У меня начинает болеть голова. Мои тщательно выстроенные стены самообладания вот-вот рухнут. Я не могу оставаться спокойной вечно.
– Киран, держи путь прямо. Ниридия, сообщи мне, если на горизонте появятся наши преследователи.
– Так точно, капитан.
Она подходит ко мне. Тише, чтобы никто больше не услышал, Ниридия добавляет:
– Мы должны поговорить о том, что только что произошло, Алоса.
Она называет меня по имени, как друг, а не как мой первый помощник. Я знаю, что она имеет в виду побег моей матери, но я и так с трудом держу себя в руках.
– Позже, – говорю я, хотя совсем не собираюсь обсуждать случившееся. – Прямо сейчас мне нужно отдохнуть. Одной.
– Делай то, что считаешь нужным. Я прослежу, чтобы на корабле все было в порядке.
На Ниридию всегда можно положиться.
Наконец-то я могу отгородиться от остального мира крепкой деревянной дверью. И самообладание покидает меня.
Дыхание становится хриплым. Я стискиваю зубы и пристально смотрю на все, что меня окружает. Мои шторы. Мои фотографии в стеклянных рамах. Моя кровать. Внутри нарастает такое давление, будто я вот-вот взорвусь.
Я не знаю, как от этого избавиться. Не припомню, чтобы когда-либо в своей жизни была так зла.
Раздается стук в дверь.
– Убирайся, если не хочешь, чтобы тебе проломили голову! – кричу я.
Я стучу кулаком по пуховой подушке на своей кровати. Однако этого недостаточно, чтобы выплеснуть накопившиеся чувства. Давление внутри не ослабевает. Мне нужно ударить что-нибудь сильное. Что-нибудь крепкое. Что-то, что сможет дать отпор. Мне хочется закричать, но команда услышит.
Я так расстроена, что не замечаю, как дверь моей каюты открывается, пока чья-то рука не опускается мне на плечо. Я разворачиваюсь и выставляю нижнюю часть ладони наружу, ударяя в грудь… Райдена.
Он трет ушибленное место, но не жалуется. Просто не сводит с меня глаз.
– Я слышал, что случилось, – говорит он.
– Я же запретила тебе входить.
– Я не послушался.