Карлотта нахмурилась.
– Ну, когда ты так ставишь вопрос…
– А как бы ты это назвала?
– Когда я увидела, что ты не
Элизабет прикусила губу. Она знала, что ею манипулируют, но верила, что Карлотта хотела сделать как лучше. А кофе и выпечка пахли как небесная эссенция. Она опустилась на один из кухонных стульев.
– Как тебе удалось проникнуть в комнату?
– Я сказала консьержу, что я твоя двоюродная сестра и что забыла свои ключи.
– И она тебе поверила?
– Я могу быть очень убедительной, – сказала Карлотта, наливая дымящийся кофе в чашку и ставя ее перед Элизабет, прежде чем выложить выпечку на бело-голубую фарфоровую тарелку. – Кроме того, она знает, что у меня наверху студия, так что вряд ли я здесь чужачка.
Элизабет потянулась за выпечкой – маленьким тестом в форме сигары с начинкой из джема и орехов.
– Что это такое? – Она видела их в пекарнях на Орчард-стрит, но не могла вспомнить, как они назывались.
– Ругелах. Это польско-еврейское фирменное блюдо.
Элизабет откусила кусочек, и вкус взорвался у нее во рту – сладкий, ореховый и хрустящий.
– О, – сказала она. – О, о, о.
– Могу я сделать умозаключение, что они тебе понравились?
– Я сожалею только о том, что потратила столько лет, не употребляя их, – она отхлебнула кофе, крепкий и темный, такой, какой ей нравился.
– Это рецепт моей мамы.
– Кстати, как она себя чувствует?
– Значительно лучше, спасибо. А ты? Ты выглядишь усталой.
– Я пишу вторую статью об убийстве. Прошлой ночью я заснула, так и не доделав ее до конца.