Тем не менее Балканы остались самым проблемным регионом Европы. Здесь и случилось происшествие, запустившее цепную реакцию событий, которые быстро стали необратимыми.
В маленькой, по тогдашним понятиям третьестепенной стране Сербии существовала уже поминавшаяся националистическая организация «Черная рука», мечтавшая о создании единого государства южных славян. Этот проект оказался под угрозой, когда стало известно, что будущий австрийский наследник Франц-Фердинанд, который вот-вот взойдет на престол (Франц-Иосиф был стар и дряхл), намерен сделать «двуединую» империю «триединой», предоставив новые права славянским народам. В ходе подготовки к этому преобразованию эрцгерцог должен был посетить недавно присоединенную Боснию, что неминуемо вызвало бы там подъем проавстрийских настроений.
Боснийские боевики, связанные с «Черной рукой», нанесли упреждающий удар: 28 июня 1914 года убили Франца-Фердинанда в Сараево.
Сначала мир отнесся к этому инциденту безо всякой тревоги. С семейством Габсбургов вечно происходили какие-то трагедии, и мало кто представлял себе в точности, где вообще находится Sarajevo. Больше всего жалели супругу эрцгерцога, попавшую под одну из пуль террориста.
Но австрийское правительство решило, что ужасное злодеяние, осужденное всей Европой, дает шанс перекроить сферы влияния на Балканах, оккупировав Сербию, – расследование быстро пришло к заключению, что ниточка тянется в Белград. (Предводитель «Черной руки» Димитриевич, тот самый, что в 1903 году участвовал в убийстве короля Александра, теперь возглавлял сербскую разведку.)
Прежде всего австрийцы обратились за поддержкой к Берлину – и получили «карт-бланш» на любые действия. Имея подобную гарантию, они выбрали предельно жесткую линию давления: предъявили Сербии ультиматум с заведомо неприемлемыми условиями, спешно стягивая войска к границе.
В это время в Петербурге с визитом находился французский президент Пуанкаре, уроженец аннексированной Лотарингии и лидер реваншистского движения. Он призвал царя к твердости. Николай воевать не хотел, но на него давили со всех сторон. Военные убеждали, что при российских расстояниях и слабых коммуникациях нужно на всякий случай провести хотя бы частичную мобилизацию – иначе страна будет не готова к нападению австро-германских войск. Руководители дипломатического ведомства говорили, что бросить Сербию в беде – значит поставить крест на всей балканской политике. Император колебался.
Сербское правительство тоже не хотело войны – убийцы эрцгерцога действовали без санкции сверху. Белград принял все условия ультиматума, кроме одного, совсем уж нетерпимого, которое попросили обсудить в Гаагском международном суде.
Австро-Венгрия, пока единственная страна, правительство которой было настроено милитаристски, придралась к этой проволочке и начала мобилизацию. Все еще оставалась надежда, что дело ограничится локальной армейской демонстрацией, но 28 июля империя объявила Сербии войну.
Агрессивность австрийцев побудила Николая все-таки начать частичную мобилизацию. Царь и кайзер обменялись телеграммами, уверяя друг друга в миролюбивости, но генералы торопили обоих: терять времени нельзя.
Эрцгерцогская чета
В этот момент всё висело на волоске – Париж и Петербург ждали, что решит Лондон. После колебаний Британия заявила, что не допустит немецкого ввода войск в Бельгию (стало известно, что план германского генштаба предполагает вторжение в эту нейтральную страну).
Немецкое командование потребовало от кайзера решительности. Раз уж война неизбежна, нужно быстрее нанести удар, чтобы выиграть кампанию, пока противник не развернул свои силы.
Тридцать первого июля Берлин ультимативно потребовал от России остановить мобилизацию, что было уже невозможно. Назавтра, первого августа, последовало формальное объявление войны. В течение нескольких дней к ней присоединились Франция, Англия и Австро-Венгрия.
В дальнейшем мир поделится на два лагеря. На стороне «центральных держав» будут сражаться Турция и Болгария; на стороне Антанты – Бельгия, Сербия, Черногория, Япония, позднее – Италия, Румыния и США. Под ружье встанут 70 миллионов человек. Кровавая лихорадка унесет двадцать миллионов жизней, а затем даст осложнения, которые будут еще тяжелее первоначального заболевания и растянутся до 1945 года.
Первой жертвой всемирной пандемии станет российское государство.
Часть вторая
24 «часа»
В самом начале первого тома, говоря о том, что «записанная», то есть более или менее известная, история цивилизации составляет лишь крошечную часть существования человечества, для наглядности я использовал хронометрическую метафору: если представить всю биографию вида Homo sapiens, все двести тысяч лет как одни сутки, то получится, что Древний Египет появился полчаса назад, а все события русской истории укладываются в девять минут.
Сходный принцип подачи материала кажется мне уместным и для описания агонии государства, созданного Иваном Третьим во второй половине пятнадцатого века и распавшегося в 1917 году при Николае Втором. Только мы увеличим временной масштаб, чтобы отчетливей видеть важные детали: представим всё последнее царствование как одни сутки. Каждый следующий год будет как один час. До гибели остается всё меньше и меньше времени; в полночь стрелки замрут, пульс государства остановится.