Серебряные змеи

22
18
20
22
24
26
28
30

Лайла знала то, чего не знали другие, потому что умела читать предметы. Но это было секретом, и поэтому Зофья ничего не сказала. Вместо этого она сосредоточилась на общей суматохе, наблюдая, как ремесленник открыл одну из стен атриума и толкнул сломанного оленя.

– Тюремная камера, – напомнила Ева, проследив за ее взглядом.

У Зофьи перехватило дыхание. Ей не нравились тесные, затемненные помещения. Она даже не знала, что в стене атриума Спящего Чертога спрятан проход в тюремную камеру.

– Как Лайла и месье Монтанье-Алари стали любовниками?

– Они не любовники, – Зофья не сразу осознала, что ляпнула что-то не то. Ее пульс участился. – Они… я имела в виду…

– О, хорошо, что вы подождали! – крикнул Энрике, подбегая к ним.

Он совсем запыхался, а у него под мышкой была зажата целая стопка записных книг. Энрике посмотрел на Зофью и усмехнулся. Она ощутила эту улыбку как нечто осязаемое, и от тепла, разлившегося по всему ее телу, девушке стало не по себе. Зофья не стала улыбаться в ответ.

ОНИ ВТРОЕМ снова стояли перед Тескат-дверью.

Зофья не могла перестать думать о том, что Ева рассказала им о девочке Горовиц и погромах в Одессе. Больше всего на свете Зофье хотелось получить письмо от Хелы.

Благодаря тому что в России было множество порталов, Северин договорился, что она будет еженедельно получать известия от сестры. Последний раз это было ровно восемь дней назад, когда Хела заговорила о том, что к ней вернулся кашель, и о встрече с юношей по имени Айзек. Зофья сказала себе, что беспокоиться не о чем. По статистике, существует целый ряд причин, по которым почта может опаздывать: человеческая ошибка, неразборчивый почерк, погода и так далее. Любое действие всегда сопровождается стандартным отклонением. Если бы у нее были цифры для расчета вероятности – она бы не паниковала. И все же часто ее паника не поддавалась количественному измерению, бросая вызов границам целых чисел и стремясь перерасти в зияющую дыру, которая поглотит ее мысли целиком.

– Вы готовы? – спросил Энрике.

Ева молча провела когтистым кольцом по своей руке, а затем прижала ладонь к металлическому щиту. Петли портала вспыхнули голубым светом и распахнулись. За первой дверью не было ничего, кроме влажного мха, проросшего на кирпиче: он так плотно прилип к входу в портал, что между отверстием и стеной не оставалось и дюйма свободного пространства.

– Как и ожидалось, – сказал Энрике.

Но Зофья уловила в его голосе легкую дрожь.

– Очередь колодца в Одессе, – сказала Ева.

Она прижала ладонь ко второй двери. Зофья приказала себе успокоиться и начала считать все предметы, которые только видела. Когда дверь открылась, она уже насчитала восемнадцать кирпичей, сорок три засова на Тескат-портале и семь капель крови на ладони Евы. Но это все равно не подготовило ее к виду замурованного колодца, ведь теперь она знала, чье имя было высечено на камнях.

– Я так и знал, что здесь еще что-то написано, – сказал Энрике и повернулся к Еве. – Нож, пожалуйста.

Ева протянула ему клинок, и Энрике начал соскребать влажный мох, выросший вокруг имени Моше Горовица. Закончив, он начал читать вслух:

– Для семьи Моше Горовица, ушедшей, но не забытой… – он поскреб остатки мха, покрывавшего кирпич. – Это место, где Ревекка Горовиц пропала без вести и, предположительно, утонула…

Ревекка.