По щелчку пальцев мнемопроекция исчезла.
Энрике сделал шаг в сторону, закрывая перевод от посторонних глаз.
– Я принесла новости, – сказала Ева.
Северин нахмурился.
– Какие новости?
– Одна из пропавших девушек была дочерью человека по имени Моше Горовиц, имя которого мы нашли в колодце. Контакты Дома Даждьбог смогли проследить имя ростовщика, который жил в Одессе до 1881 года.
– И? – спросила Лейла.
При этих словах Ева опустила плечи и перевела взгляд на Зофью.
– Моше Горовиц мертв. И его семья тоже. Их убили во время погромов.
Все замолчали. Зофья не хотела думать об одесской семье погибшей девушки. Они потеряли дочь, а потом и свои жизни. До сих пор мертвые девушки напоминали ей только Лайлу. Теперь она видела в них себя. Они тоже были совершенно бессильны.
– Патриарх Падшего Дома выбрал ее, потому что она была еврейкой, – сердито сказала Лайла. – Он думал, что никому не придет в голову ее искать. Что никто не будет по ней скучать. Все эти девочки… он… – девушка тяжело вздохнула, и Зофья поняла, что она вот-вот расплачется. – Он думал, что это сойдет ему с рук.
– Откуда ты это знаешь? – спросил Гипнос.
Зофья заметила, что Ева с любопытством наклонилась вперед. Лайла сморгнула слезы и махнула рукой.
– Я нашла какие-то записи рядом с телами, – сказала она. Глаза Евы подозрительно сузились.
– Это невозможно…
Ее прервал Северин:
– Зачем им вырезать имя Горовица в колодце?
Никто не ответил, и он повторил еще раз:
– Почему колодец? Странное место для эпитафии. Должна же быть какая-то причина. Исследуйте его еще раз.
Энрике издал сдавленный звук.