Смоль и сапфиры

22
18
20
22
24
26
28
30

Её запах резкий, манящий, такой… сладкий. Я чувствую её смятение, страх, взволнованность, печаль, гнев и возбуждение. Последнее заставляет мои брови приподняться — от Лайлы пахнет Барбарой и незнакомыми мужчинами. Она всё это время оставалась у Барбары в покоях? Но зачем? Что Барбара побудила её делать? Неужели заставила Лайлу смотреть, как она…?

Лайла шумно выдыхает через рот, и я ловлю этот выдох всем своим существом, наблюдая за её движениями.

Знаю, что сейчас она меня слышит. Понимаю, что надо просить её прощения и молить о том, чтобы Лайла простила меня и осталась. Надо рассказать ей всё.

Мы смотрим друг на друга, будто выжидая, кто решится заговорить первым. Я смотрю на её черты, до боли любимые, на мягкие волосы, на глаза, которые вновь приобрели осознанный блеск. Я так скучал… О Ночь, я так виноват перед ней!

Лайла сглатывает и опережает меня:

— Нам надо поговорить.

Киваю, сжимая в кулаке перстень. Лайла тут же кидает взгляд на мою руку — моё острое зрение уловило, как она дёрнулась. Я… пугаю её?

— Да, надо, — решаю нарушить своё молчание я.

Мой голос хрипловат — сказываются последствия шквала её эмоций, что я считал. Никогда бы не подумал, что от чужих эмоций можно настолько опьянеть.

— Да, надо, — эхом за мной повторяет Лайла, и я вижу, как капелька пота скатывается по её шее к груди. Она переживает и напугана. И причина частично кроется во мне.

Я обманывал её, недоговаривал. Надо было сразу всё рассказать и послать к чёрту все возможные последствия. Добиться её другим путём. Доказать, что я ей не враг.

Прямо сейчас рвутся все нити, связывающие нас. Во взгляде Лайлы столько боли, что хочется забрать её, разделить напополам и не оставлять её со всем этим грузом.

Нас всё ещё связывает общая магия и через неё я чувствую, что Лайла еле сдерживается, чтобы не закричать. Я рад этой её мысли, ведь за все эти дни я понял, худшее — это не крик. Худшее — это безразличие. А когда хочешь кричать… значит, тебе не всё равно.

Но Лайла не кричит. Кричат лишь наши сердца, а наше затянувшееся молчание кромсает души не хуже ножа.

Лайла для меня лес, в котором можно заблудиться. И океан, в котором можно потонуть.

Мне хочется сократить расстояние между нами. Обнять её. Встать на колени. Попросить прощения. Но Лайлу это испугает, ведь я для неё всё ещё чудовище. Она видит во мне ту тьму, которую я ненавижу: клыки, тонкие чёрные прожилки под глазами, хищную грацию и нечеловеческую скорость.

Я вижу слёзы в её глазах.

Накал, бушующий у неё внутри, спадает. Ему на смену приходит боль и стойкость.

Моя смелая, отважная девочка.

— Ты не убивал мою семью, — шепчет Лайла.