Рен злилась на этих людей, а еще больше – на Лукаша. Но от мысли, что вся его семья может быть мертва, крошечная часть ее сердца разбивалась на сотни осколков. Она понимала, что все хотят жить и что никто не хочет оставаться в одиночестве.
Фелка сменила тему разговора.
– Откуда он узнал? – спросила она. – Я говорю о лешем.
– Он бог этого леса, – сказал Якуб. – Согласно традициям правители этого королевства всегда просили у леса благословить своих новорожденных детей. Возможно, король позвал его на твои крестины.
У нее в голове прозвучали слова Лукаша: «Кто-то же дал тебе имя?»
– До сегодняшнего дня я ни разу не слышала о лешем, – сказала Рен, отмахиваясь от воспоминания.
– О, он существует, уверяю тебя, – сказал Кожмар.
Рен уже собиралась обрушить на него поток ругательств, когда в разговор вмешался Риш.
– Слушайте, – сказал он. – Ничего не изменилось, так? Нам все еще нужно добраться до гор и убить дракона. И, насколько я знаю, для этого нам нужен Волчий Лорд.
Он повернулся к королеве.
– Тебе нужно дойти до гор, Рен. Тебе нужно заставить Волчьего Лорда найти этот меч и убить дракона.
Рен наблюдала за животными, играющими в траве.
– Я так на него зла, – тихо сказала она.
– Хорошо, – ответил Риш. – Но у него перед тобой должок. Он обещал.
Они сидели на поляне в полной тишине. Три человека, два животных и девушка, относящаяся не то к первым, не то ко вторым. Девушка, брошенная на смерть в своей колыбельке семнадцать лет назад. Девушка, которую считали чудовищем. Именно в ее руках была судьба всего леса.
24
Далеко внизу Лукаш блуждал по темным коридорам пещеры лешего. Волчий Лорд был ужасно зол на Рен. Он хотел поспорить с ней. Накричать на нее. Сказать, что она ничего не знает о его братьях, его народе, его мире. Но он этого не сделал. Во-первых, он был почти уверен, что Рен может убить его даже с завязанными за спиной руками.
Во-вторых, она была права.
«Если ты так же относился к своим братьям, то неудивительно, что они оставили тебя».
Если бы она только знала, каким жестоким он был по отношению к Францишеку. Семнадцать лет брат заботился о нем, и все эти годы Лукаш презирал его заботу. Он не мог винить Францишека за то, что тот ушел: в конце концов, Лукаш злился на него почти всю свою жизнь.