Несущая смерть

Драк кружил над гнездом, на израненных боках виднелись следы когтей отца. Он окликнул Буруу сквозь бурю. В поисках компромисса. Призывая к спокойствию. Но у Буруу не было ни слов, ни времени поговорить с тем, кого он называл братом.

Зато в Буруу клокотал рев вызова, поражающий, как удар молнии, вопль ярости. Он помнил миг удара, мощного, как десять тысяч молотов, серо-стального и оглушительного. Битву в истерзанном бурями небе, сверкающие молнии, раскаты грома. В океане сражались морские драконы, доведенные до исступления кровавым дождем. Не было никаких мыслей. Никакой паузы. Только действия. И удары – сверху и снизу. повсюду. Сумасшедшее круженье когтей и клювов. И рычание.

А когда все закончилось, были жар и соль, и теплые скользкие струи, стекающие по горлу Буруу. И Драк, падающий с небес, оставляя за собой кровавый след, напоминающий красные ленты под дождем.

Тело брата ударилось о воду среди мелькающих серебристых хвостов, морские драконы оскалились полупрозрачными зубами-катанами. Буруу повернулся к подножию ханского трона, где, свернувшись калачиком, в тепловатой алой луже лежал другой брат, разорванный от горла до живота когтями отца.

Стая Края вечных бурь собралась, чтобы понаблюдать за столкновением. Тигры бешено взвыли, когда Буруу с рыком спикировал с небес. Но крик Шай звучал нежным бормотанием вместе с биением пульса в его ушах.

Буруу затопляло безумие, отодвигая в сторону все остальное. Он приземлился на брата, который сильно ослабел от потери крови и даже не мог сопротивляться, и в его единственном здоровом глазу уже светился страх смерти.

Сломанные крылья слегка приподнялись и упали, из кровоточащего горла вырвалось карканье.

«Помилуй».

Да как он смеет?

«Помилуй, брат».

Легче попросить солнце не всходить и не садиться. Попросить могучего Райдзина заглушить бесконечные барабаны. Нет больше ни отца. Ни матери. Нет пары. Нет стаи. Нет ни бури. Ни света. Ни тьмы. Есть смерть.

Жажда смерти переполняет вены, лишает рассудка, зрения и звуков. И Буруу рвал и кромсал тело брата до тех пор, пока от плоти тигра не осталось ничего, кроме кровавого месива из перьев и переломанных костей.

Буруу был залит кровью. Тонул в ней. Глоток за кровавым глотком.

А потом он снова начал слышать. Раскат грома. Биение пульса. Крики стаи.

Обезумев, они взревели. Сыновьями Хана овладело безумие, способное привести стаю к гибели.

Старейшины опустили глаза, в их взглядах не было жалости. Они требовали изгнания Буруу. Называли изгоем. Грозовые тигры не убивают друг друга. Таков закон со времен исхода из Шимы. Особенно тех, кто с ними одной крови. Одного рода. Так мог бы поступить лишь жалкий убийца.

Но раздались и другие голоса. Шай встала на защиту Буруу. Коуу и Кайя тоже были вместе с ним. Они утверждали, что теперь Ханом должен стать Буруу. Он совершил правосудие.

«Арашиторы не убивают арашитор!» – возмущались старейшины.

«Хан – тот, кто утверждает, что он – Хан», – отвечали другие тигры.

А на языке Буруу остался густой привкус крови, вкус братьев, которых он отправил в могилу. И слова отца, уже пропитанные тоской, тяжело повисли в воздухе.