Несущая смерть

– Позже у нас будет достаточно времени, чтобы поболтать, друзья.

Йоши кивнул на юг, в сторону Доктауна.

– А пока следуйте за мной.

31

Видеть и верить

Шатер был большим, как дом. Хане никогда прежде не доводилось видеть подобную конструкцию. Дворец из парусины, подвешенной на столбах шириной со стволы деревьев. Пол устлан грязными коврами и меховыми шкурами. В очаге, сложенном из почерневших камней, ярко горит огонь.

Хана моргнула, оторопев. Она едва могла вспомнить, когда именно сняла защитные очки, но теперь глаз привык к полумраку. В шатре разлилось слабое розовое свечение, снаружи пухла и раздувалась буря.

Приглушенный шепот. Голодный. Женский.

За спиной стоял Пётр, а гайдзин по имени Александр – рядом. Хане пока было трудно воспринимать его как дядю. Слишком уж странно смотреть мужчине в лицо и узнавать свои глаза и кривую улыбку Йоши.

Она оставила Кайю снаружи нести дозор, и тигрица, которая была на страже, взирала на десять тысяч воинов так, как кошка поглядывает на легион голодных мышей.

– БУДЬ ОСТОРОЖНА, ХАНА. —

Не волнуйся. Если ты мне понадобишься, я сразу тебя позову.

Хана различила несколько людей: мужчина в железных доспехах с лицом, слишком маленьким для головы в форме кирпича. Его окружали гайдзины-молотобойцы, закутанные в шкуры волков, медведей и других загадочных зверей. У его ног сидели шесть огромных гончих – таких собак она тоже видела впервые. Псы тихо рычали.

Хана подняла руку, коснулась их мыслей, и гончие моментально затихли, поджав короткие хвосты. Они жаловались на грязный дождь, отравленный воздух, на то, как скучают по родным местам. Она вселила в собачьи умы комфорт, мягкое, успокаивающее карамельное тепло, сдобренное ароматом зелени Йиши.

У горевшего очага она заметила двух женщин, стоявших друг к другу почти вплотную. Одна, лет тридцати, одетая в кожу гильдийцев из кованой латуни, с молниями, выжженными на щеках и подбородке, уставилась на Петра так, словно хотела выпотрошить его. Но заговорила вторая, лет пятидесяти, щеки – в шрамах, как будто от когтей, но слишком симметричных и потому вряд ли в действительности нанесенных зверем. В пепельно-светлые волосы вплетены кости и отшлифованные зубы, по плечам рассыпались черные перья.

Александр взял Хану за руку и, ободряюще сжав пальцы племянницы, подвел девушку к очагу. Собравшиеся в шатре пристально следили за ней, но ее взор прикован к женщинам, правые радужки их глаз сияли точно свежеполитые розы. Как и у Ханы.

– Хана Мостовая, – представил ее Александр, и девушка с трудом узнала в этом имени свое. – Представляю тебе Святую мать Наташу и Святую сестру Катю.

Несмотря на страх, Хана выпрямилась во весь рост, хотя ее ладони вспотели до запястий.

Старшая женщина что-то сказала, но Хана ее не понимала: речь на чужом языке путалась в выцветших обрывках детских воспоминаний.

– Святая мать говорит, что тебе здесь рады, – объяснил Александр. – Дочь Ани, дочери Саши, дочери Дарьи, матриарха дома Мостовых.