Девушка подняла защитные очки, оглядела экипаж, и ее странный светящийся глаз уперся в Акихито.
Голос был холоден, как штормовой ветер.
– А вы все тут зачем собрались?
– Вы улетели, никому не сказав…
– А мы не должны отчитываться перед тобой, Акихито.
Здоровяк оторопел, застигнутый врасплох.
– Мы просто беспокоились о тебе.
Сияющий взгляд Ханы метнулся к Мичи. Вернулся к Акихито.
– Не сомневаюсь.
– Что ты там делала?
– Пыталась спасти то, что осталось от адской дыры. – Хана пожала плечами. – Убеждаю гайдзинов не стирать нас с карты.
– Пётр подбил тебя на такое?
– Подбил меня? – Хана нахмурилась. – А разве это не то, что от меня ждут? Быть Танцующей с бурей? Изображать из себя героиню и спасать чужие задницы? Мне бы хотелось, чтобы вы, народ, уж определились со своим чертовым мнением, какой вы хотите меня видеть.
Мичи прочистила горло.
– С чего бы гайдзинам слушать тебя, Хана?
Девушка указала на свой глаз.
– Я – носительница знака Богини. Мой дядя, брат женщины, которую отец притащил сюда, в Шиму, – он один из командиров. Мы проговорили большую часть дня. Он. Я. И маршал. Видящие – это и есть Зрячие. Как и я – маленькая старушка Хана.
Акихито взглянул на грозовую тигрицу, маячившую за спиной Ханы.
– И что они сказали?
– Много чего, – отчеканила Хана, смерив его ледяным взглядом. – Но они в замешательстве. Найти кого-то, кто носит знак Богини… отыскать девушку, рожденную от отца-шиманца… это изменило их отношение к нам. То, как, по их мнению, Богиня видит нас. Я поведала им о Юкико, о Кагэ, о повстанцах в Йаме. И сейчас они не очень понимают, что надо делать.