В конце концов впереди раздался ритмичный стук механизмов, отдававшийся эхом в маслянистой тьме. Посветив фонариком во мрак, Каори заметила, что трубопровод изгибается и опускается, переходя в другой, расположенный еще ниже. Соединение между ними было герметично закрыто тяжелым односторонним клапаном. За ним слышался шум насосной станции, прерывистый гул, похожий на поток масла, плещущийся по внутренностям трубопровода.
– Думаю, мы добрались до того самого места, где трубопровод Йамы встречается с остальными потоками, – пробормотал Маро. – Теперь начнется самое интересное. – Мужчина склонил голову набок, прислушиваясь к звукам, которые издавали плунжеры.
Насосная станция наверняка являлась копией сухих станций, которые уже встретились им некоторое время назад: три массивные плунжерные камеры, приводимые в движение гидравликой. Плунжеры должны подниматься, всасывая чи в камеры. Затем поочередно опускаться, как массивные поршни в шприце, и выталкивать чи в трубу.
Последующее действие накачки поддерживало поток чи после того, как он пройдет через камеры, подобно тому, как пассажиров пригородного поезда подталкивают люди, набегающие сзади.
– Десять секунд на заполнение камер, – заключил Маро. – Каждому плунжеру требуется шесть секунд, чтобы достичь дна. Как только опустится третий плунжер, три поднимаются. Потом все начинается заново.
– Двадцать восемь секунд, чтобы проплыть шестьдесят футов, – прошептала Каори. – Тяжеловато.
– Работа насоса поможет протолкнуть нас через клапаны. Меня больше беспокоит, как мы будем дышать. Когда попадем в течение, воздуха останется мало. И вокруг станет черно. Как ночью. И едва мы окажемся внутри, пути назад не будет.
Каори посмотрела прямо перед собой: в стекле, закрывавшем глаза, отражался слабый свет.
– Пути назад никогда и не было, – пробормотала она. – Для любого из нас. Все, что мы делали и делаем, привело нас к этому моменту. К этой минуте. К секунде. – Каори оглядела каждого из повстанцев Кагэ. – И я не боюсь.
Ветер хлестал и колол тысячью ножей, сдирающих кожу с костей.
Мороз оставлял следы укусов на коже Ханы, а на щеках застывал черный снег. Она прижалась к Акихито, чтобы согреться, когда они по спирали спускались к лагерю гайдзинов. Вспоминала, как засыпала, ощущая его дыхание, целующее ее в затылок. Грубая сила, обернутая в нежную ласку.
Хана чувствовала, что Кайю переполняют дурные предчувствия, и поэтому у девушки дрожали руки.
Арашитора терзалась при мысли о возвращении Ханы в армию дураков – детей обезьян, которые сдирали шкуры со зверей и носили их в нелепой попытке узурпировать животную силу.