– Эй!
Рафа вздрогнул, когда в костер, подняв фонтан искр, упал кусок битого кирпича. Онемев, священник уставился на меня, а я предостерегающе вскинул еще осколок.
– Не молись за меня, старик. Не смей.
В повисшей над костром звенящей тишине Рафа встревоженно посмотрел на Хлою.
– Прости, шевалье. Я лишь просил Вседержителя благосло…
– Нравится болтать впустую – на здоровье. Только меня не втягивай.
– «Ни слова во славу Господа Всемогущего не пропадает зазря. И ни…»
– «…ни одна молитва, обращенная к небу от сердец праведных, не останется без ответа». Я знаю Писание, священник. Эту дребедень продавай деревенщинам по
Взгляд Рафы упал на семиконечную звезду у меня на ладони.
– Разве сыны Сан-Мишон не праведные слуги Господа Всевышнего?
– Слуги? – краснея, ощерился я. – По-твоему, я стою на коленях?
В установившейся холодной тишине слышно было только, как потрескивают дрова в костре. Я проглотил суп, бросил пустую плошку к ногам старика и поднялся.
– Хочешь называть плевок океаном – на здоровье. Петь песни глухим – мне насрать. Только не произноси моего имени, слышал, поп?
– Слышал, шевалье. И Вседержитель тоже тебя слышит.
– Не сомневаюсь, старик. Вряд ли только Ему есть дело.
Я снова чиркнул огнивом и докурил что осталось в трубке. Потом достал из седельной сумки одну из прихваченных в Гахэхе бутылок водки.
– Поспите. Я первым дежурю.
Положив руку на эфес Пьющей Пепел, я медленно пошел во тьму. Спиной ощущал их взгляды, но внимания не обратил. Ночь ожила и пела, в жилах гудел кровогимн, а позади у костра Диор прошептал Хлое, тихо, так что не услышал бы простой смертный:
– Вот тебе и праведный воин Божий, мать его…
III. Чудовища в шкуре людей