Он говорил точно так же, как Лука четыре года назад, когда пытался убить меня в лесу у лагеря. От этого воспоминания моя рука зачесалась в том месте, куда меня ужалил скорпион.
— Твоя мать — богиня мщения, — сказал я Эфану. — Мы должны уважать это?
— Немезида нужна для справедливости. Когда людям слишком везет, Немезида служит для них чем-то вроде холодного душа.
— Так вот почему она забрала твой глаз?
— Это было платой, — прорычал он. — Она поклялась мне, что за это в один прекрасный день я окажусь на вершине власти. Я восстановлю уважение к малым богам! Глаз — малая плата за это.
— У тебя прекрасная мамочка.
— По крайней мере, она держит слово. В отличие от олимпийцев. Она всегда платит по счету — добром или злом.
— Ну да, — ухмыльнулся я. — Я, значит, спас твою жизнь, а ты мне отплатил, помог подняться Кроносу. Это благородно.
Эфан ухватился за рукоять меча, но Прометей остановил его.
— Ну-ну, — напомнил титан. — Мы же здесь с дипломатической миссией.
Прометей посмотрел на меня — похоже, он пытался понять причины моей злости, потом кивнул, словно прочел мою мысль.
— Тебя беспокоит то, что случилось с Лукой, — решил он. — Гестия показала тебе не всю историю. Возможно, если бы ты понял…
Титан протянул руку.
Талия вскрикнула, предупреждая меня об опасности, но прежде чем я успел пошевелиться, указательный палец Прометея коснулся моего лба.
Внезапно я снова оказался в гостиной Мей Кастеллан. На каминной полке мерцали свечи, отражаясь в зеркалах, висевших на стенах. Через кухонную дверь я видел Талию — она сидела за столом, а миссис Кастеллан забинтовывала ее раненую ногу. Рядом с ней сидела семилетняя Аннабет — играла с погремушкой в виде Медузы.
Отдельно в гостиной стояли Лука и Гермес.
Лицо бога в мерцании язычков пламени казалось прозрачным, словно он не был уверен, какую форму ему принять. Одет он был в спортивный костюм цвета морской волны и кроссовки «Рибок» с крылышками.
— Зачем ты появился теперь? — спросил Лука. Плечи его были напряжены, словно он собирался драться. — Все эти годы я звал тебя, умолял появиться, а ты — ничего! Ты оставил меня с ней. — Он указал на кухню, словно не мог заставить себя посмотреть на мать, а уж тем более — произнести ее имя.
— Лука, не смей ее оскорблять, — остерег его Гермес. — Твоя мать старалась как могла. А что до меня, то я не мог вмешиваться в твою жизнь. Дети богов должны сами находить свой путь.
— Значит, все это было ради моего же блага — и то, что я рос на улице, и сам себя защищал, и сражался с монстрами.