– Ага, – кивнула Нина, заворачиваясь в халат, – только при этом сильно испачкалась.
Она нырнула под одеяло, и ровно в ту же секунду дверь распахнулась, снаружи хлынул свет. Нина приняла вид внезапно разбуженного человека.
– Что такое?
Шурша сарафанами, в комнату бесцеремонно вошли две девы-хранительницы. Из келий сверху тоже доносились голоса и хлопанье дверей – проверяющие будили всех.
– В чем дело? – осведомилась Леони.
– Молчать, – приказала монахиня. Она подняла фонарь повыше и обвела глазами помещение.
Обе, Нина и дева-хранительница, заметили это одновременно – грязный след на полу, возле кровати.
Проверяющая передала фонарь напарнице, откинула крышку Нининого сундучка и, порывшись в нем, извлекла на свет испачканные сарафан и блузку.
– Откуда у тебя форма послушницы? – потребовала ответа она. – И почему в грязи? Я сейчас приведу матушку!
– Я здесь. – Мать-хранительница стояла в дверном проеме. Ее круглое лицо выражало суровость, руки были сложены поверх нагрудника темно-синего шерстяного сарафана. – Энке Яндерсдат, будьте добры объясниться.
Не успела Нина открыть рот, как за спиной настоятельницы появилась Ханна.
– Это моя форма.
– Что?
– Моя, – виновато повторила мертвенно-бледная Ханна. Ее волосы пышными золотисто-рыжими волнами были рассыпаны по плечам. – Я без разрешения каталась верхом и упала с лошади.
Мать-хранительница подозрительнон прищурилась.
– А почему ты прятала одежду здесь?
– Я знала, что в моей комнате ее сразу найдут. Хотела тайком постирать.
– Хочешь сказать, вдова Яндерсдат не заметила в своих вещах эту грязную кучу?
– Мила обещала подержать ее у себя, пока я не смогу заняться стиркой.
Мать-хранительница посмотрела на перемазанный сарафан.