Король шрамов

В третьем по счету цехе она нашла ответ на свой вопрос: все пространство от пола до потолка занимали аккуратные штабеля коротких и толстых пулеобразных цилиндров размером с тыкву – танковых снарядов. Здесь действительно изготавливают боеприпасы, только и всего? А отрава в реке – просто ядовитые отходы производства? Тогда почему же от укуса волка кровь в ее жилах буквально загудела? Что-то тут не так.

Куда теперь? Изнутри завод выглядел гораздо больше, чем снаружи. Девушка пожалела, что не наделена талантами разведчицы, как Инеж, и, в отличие от Каза Бреккера, не умеет придумывать хитроумные планы. Зато, кажется, ей передался дар Джеспера совершать глупости. Нина знала, что восточное крыло находится в полуразрушенном состоянии, а значит, девы-хранительницы, скорее всего, направились в западное крыло, где расположены хозяйственные постройки и казармы: там солдаты спят, едят и тренируются, когда не заняты работой в цехах. Обладай Нина ловкостью Инеж, она могла бы забраться на парапет и как следует все разглядеть сверху. Увы, до Призрака, юркой бесшумной тени, мастерски владеющей ножами, ей далеко.

Еще не поздно вернуться. Нина убедилась, что на заводе делают снаряды, которыми в случае войны будут стрелять по равкианским бомбардировщикам. Однако голоса в голове Нины продолжали возбужденно шелестеть, явно не желая, чтобы она уходила. Она закрыла глаза и прислушалась к себе, а затем, повинуясь шепоту, свернула направо, в сумрачную тишину заброшенного восточного крыла.

Нина шла по коридору, и каждая ее частичка сопротивлялась этой бесполезной трате времени. Восточное крыло пустовало. Нина ни разу не видела света в его окнах, крыша в дальнем углу провалилась под тяжестью снега или от ветхости, и чинить ее никто не собирался. Голоса, однако, вели Нину вперед. Ты уже близко, шептали они, молодые и старые. Теперь они звучали по-другому – громче и отчетливее; в каждом произнесенном слове вибрировала память о перенесенной боли.

Темнота была такой непроглядной, что Нине пришлось осторожно передвигаться вдоль стен, ощупывая пальцами шероховатые выпуклости кирпичей, в надежде, что она не споткнется о какую-нибудь железяку и не приземлится на пятую точку. Она подумала про обвалившуюся крышу. Может быть, на заводе произошла авария, и из-за этого все крыло пришло в негодность? Там, в могилах на холме, похоронены жертвы той аварии? Женщины, работавшие в этом цехе? Если так, Нина не найдет здесь ничего, кроме застарелой скорби.

А потом она его услышала – тонкий, пронзительный плач, от которого волоски на коже встали дыбом. Сперва Нина даже не поняла, раздается ли этот звук в ее голове или исходит откуда-то из глубины помещения. Слишком близкое знакомство с мертвыми не позволяло ей верить в призраки.

Разве так важно, откуда он доносится? – с бьющимся сердцем думала Нина. Откуда бы взяться младенцу в разрушенном крыле старого завода? Усилием воли Нина заставила себя двинуться дальше. Она скользила вдоль стены и слушала, игнорируя хриплый звук собственного прерывистого дыхания.

Наконец впереди показалась узкая полоска света, пробивавшаяся из-под двери. Нина остановилась. Если за дверью солдаты, она не сможет объяснить, зачем сюда забрела. Притвориться, что заблудилась, тоже не получится: слишком далеко она от главного корпуса.

Сзади послышался шум. Обернувшись, Нина увидела пляшущий световой круг фонаря. Кто-то приближался к ней. Нина вжалась в стену, ожидая встретить мужчину в солдатской форме, но луч фонаря осветил профиль женщины с убранными в высокую корону волосами и в сарафане девы-хранительницы. Что она делает здесь?

Когда хранительница вошла в дверь, Нина успела рассмотреть еще один коридор, непроглядный мрак которого едва-едва рассеивали фонари, расположенные на значительном расстоянии друг от друга. Собравшись с духом, Нина скользнула вслед за девушкой и постаралась держаться к ней как можно ближе. Сердце гулко стучало; из тьмы впереди постепенно начали просачиваться звуки: неразборчивые женские голоса, чье-то пение – кажется, пели колыбельную, – а потом звонкие, чистые, радостные переливы… детского смеха.

Голоса в голове Нины встрепенулись, заговорили снова. Теперь в их интонациях было больше тоски, чем гнева. Тс-с, шептали они, не шуми! Миновав арочный проход, молодая монахиня вошла в… дортуар. Не веря своим глазам, Нина нырнула в тень арки.

На узких кроватях лежали женщины и девушки. Между рядами ходили девы-хранительницы. У дальней стены стояли детские колыбельки. Другой мебели не было, видимо, помещение загодя очистили от пыльного нерабочего оборудования. Окна были заклеены черной бумагой, чтобы ни один луч света не проник наружу и не вызвал подозрений.

По комнате туда-сюда ходила совсем молоденькая, не старше шестнадцати лет, девушка, которую бережно поддерживала под руки одна из хранительниц. Девушка была босая; ночная рубашка из тонкой серой ткани обтягивала выпирающий живот.

– Не могу, – стонала девушка. На вид она была невероятно хрупкая и болезненная, выпуклость живота странно контрастировала с костлявой фигурой.

– Можешь, – решительно возражала хранительница, продолжая поддерживать ее за локоть.

– Ей надо поесть, – сказала другая монахиня. – Завтрак опять пропустила.

Хранительница неодобрительно поцокала языком.

– Ты же знаешь, что так нельзя.

– Я не голодна, – пробормотала девушка, тяжело дыша.

– Можем еще походить, чтобы ребеночек быстрее появился на свет, а можем присесть, и я покормлю тебя семлой. Сладкое придаст тебе сил в родах.