– Что еще? Я провел почти три месяца в бреду, меня пичкали
Их взгляды встретились, и Майю почувствовала, насколько крепка связь между ними.
Но Рейем отвел свой взгляд.
– Я не знаю, осталось ли что-то человеческое во мне.
Майю тоже не была в этом уверена. Дело было даже не в крыльях или этих чудовищных клешнях, а в том, что в брате словно погасла некая искра. А может, ей на смену пришел другой огонь.
– Ты заговорил по-фьердански, и он пришел в себя, – обратилась Майю к Бергину. – Как ты это сделал?
– Я не знаю как, – признался тот. – Процесс превращения ужасно изнурителен. Он причинял боль нам обоим.
Мощные плечи Рейема дрогнули.
– Я ненавидел тебя так же, как ненавидел докторов и охрану. Пока не понял, что ты мучаешься не меньше.
Бергин прислонился головой к металлической раме койки.
– Чаще всего была лишь боль и работа. Они заставили меня… – Он опустил голову. – Прости, Рейем.
Повисла тишина, отягощенная всеми теми ужасами, что пришлось пережить Бергину и ее брату.
Майю дотронулась здоровой рукой до руки брата, и он осторожно взял ее в свою. Тамара с Бергиным сделали все, что могли, для ее второй руки, и на смену острой боли пришла слабая пульсация.
Она тихо сказала:
– Ты сказал королеве, что умирал тысячу раз.
На его щеке дернулся мускул.
– Твое сердце останавливают, твою плоть отделяют от костей, ты впадаешь в забытье, чтобы очнуться в этом кошмаре снова и снова. И все ради того, чтобы превратиться в живое оружие.
– Я начал учить его фьерданскому, – сказал Бергин. – Чтобы хоть как-то отвлечь от боли. В основном, ругательствам.
– Что ты сказал, чтобы заставить его очнуться? – спросила Тамара.
Бергин усмехнулся.