– Вычеркну его из своего списка.
Николаю хотелось, чтобы он остался. Хотелось поговорить с ним, хотелось узнать, какой была его мать до того, как праздная, полная зависти и ревности жизнь ожесточила ее сердце. Хотелось поговорить о кораблях и о том, как Опьер построил свою империю, спросить, где он побывал во время своих странствий. Но каждая минута, проведенная с отцом, подвергала их обоих еще большей опасности.
– Прошу прощения за корыстный интерес, но не знаешь ли ты чего-нибудь еще о планах Фьерды?
Опьер улыбнулся. Он, казалось, гордился сыном.
– Знаю, что Ярл Брум надеется выдать дочь за принца Расмуса.
– Наша разведка полагает, что Расмус может предпочесть дипломатию открытому конфликту.
– Может, и так. Но если он породнится с Брумом, я бы не стал ни на что рассчитывать. Если Бруму не удастся взять принца под контроль, он найдет способ его уничтожить. У нас, фьерданцев, есть черта характера… мы называем ее
– Безрассудство.
– Не совсем. Скорее необходимость ухватить момент.
– Звучит на удивление знакомо.
– Я так и подумал.
Издалека, откуда-то со стороны лабораторий под Золотым Болотом, донеслись звуки взрывов.
– Фейерверки, – сказал Николай.
– Само собой, – согласился Опьер, и Николай понял, что тот ему не поверил. – Полагаю, пришла пора прощаться.
– Не уверен, что успел как следует поздороваться. Мне…
Николай силился подобрать слова, чтобы описать, что чувствует. Жаль, что уходит этот незнакомец? Хочется вернуть отца, которого у него никогда не было? Важно, что Опьер готов оставить прежнюю, знакомую жизнь, чтобы поддержать легенду о законнорожденности Николая?
Тот человек, которого Николай большую часть жизни считал отцом, был постоянным источником неловкости и стыда. Николай никогда его не понимал, никогда не стремился быть на него похожим. Он прочитал достаточно книг и видел достаточно пьес, чтобы понимать, каким должен быть отец – добрым и понимающим, способным дать мудрый совет, научить владеть мечом и кулаками. Вообще-то, в большинстве пьес отцов убивали, и за них приходилось мстить, но в первом акте они определенно казались мудрыми и любящими. Николай вспомнил, что сказала Зоя о своей матери тогда, на борту дирижабля: «
– Вот, – сказал Николай. – Твоя миниатюра. – И протянул портрет матери.
– Оставь себе. Не хочу оглядываться назад. Слишком много сожалений. – Опьер поклонился. – Удачи, ваше величество.
Николай смотрел, как его отец уходит. И задумался о тех бешеных амбициях, что привели его сюда, заставили бороться за корону, в то время как он мог бы выбирать из сотен других жизней. Он мог бы оставить будущее Равки в руках своего брата. Мог бы привыкнуть к мысли, что у него есть отец. Он мог бы любить кого пожелает, жениться на ком пожелает – предполагая, что вредное создание скажет «да». Но все эти жизни исчезали, испарялись на каждом новом перекрестке, с каждым сделанным выбором. Он пожертвовал ими ради Равки. Стоило ли оно того?