– Мадам, – произнес он мягко, – узнаете ли вы это?
Она тихо вскрикнула.
– Да, это мой нож.
Тут она увидела окрашенное кровью лезвие и отпрянула, ее глаза расширились от ужаса.
– Это... кровь?
– Да, мадам. Ваш муж был убит этим предметом.
Следователь быстро спрятал нож.
– Вы абсолютно уверены, что это тот самый нож, который лежал на вашем туалетном столике прошлой ночью?
– О да. Это подарок моего сына. Во время войны он был в авиации. – В ее голосе звучала материнская гордость. – Нож сделан из авиационной стали и подарен мне сыном в память о его службе в армии.
– Я понимаю, мадам. Тогда возникает еще один вопрос. Где сейчас ваш сын? Необходимо немедленно послать ему телеграмму.
– Жак? Он на пути в Буэнос-Айрес.
– Что?
– Да. Мой муж дал ему вчера телеграмму. До этого он послал его по делу в Париж, но вчера выяснилось, что сыну надо без отлагательств ехать в Южную Америку. Прошлой ночью из Шербура в Буэнос-Айрес отплывал пароход, и муж уведомил сына телеграммой о необходимости уехать с этим пароходом.
– Знаете ли вы что-нибудь о деле в Буэнос-Айресе?
– Нет, мосье, я ничего об этом не знаю, но Буэнос-Айрес не был конечной точкой путешествия. Оттуда он должен был ехать в Сантьяго.
В один голос следователь и комиссар воскликнули:
– Сантьяго! Опять Сантьяго!
В тот момент, когда все мы были удивлены упоминанием Сантьяго, Пуаро подошел к мадам Рено. Во время разговора он стоял у окна, полностью погруженный в свои мысли, и вряд ли внимательно следил за происходящим. С поклоном он остановился около кровати.
–
Мадам Рено, хотя и немного удивленная, протянула ему руки. Вокруг ее кистей были глубокие красные полосы, оставленные веревкой.