Эса сообщила, что на привале к нам присоединится ее дружина и мы впервые будем единым отрядом. Аршак ходил хмурый. Его можно понять. Радомысл и Сокол хотели учинить ему расправу, но тут вмешался я и потребовал не трогать его. Чувство вины за отца сжирало его изнутри. Надо будет с ним потолковать позднее.
Мы выезжали из города, когда солнце вошло в зенит. Погода была ясной, но гулял предгрозовой ветер. Хмурые тучи выгладывали на горизонте. Хотелось бы не попасть под ливень. Это желание было у всех моих соратников. Поэтому первые два-три часа пути мы преодолели так, будто за нами гонятся не тучи, а адские приспешники.
Добравшись до леса, мы вздохнули с облегчением, мало приятного встретить ливень в чистом поле. Привал мы устроили в глухой чащобе, которая отлично скрывала нас от злого неба. Радомысл распределил обязанности на всех. На удивление, даже своенравная Эса не воспротивилась указанию дяди покашеварить, пока я с Аршаком собирали хворост. Остальные члены группы готовили привал и распрягали лошадей.
Раскаты грома доносились вдали, намекая о своем скором приближении. Пока валежник сухой нужно собрать его как можно больше. Освободившиеся соратники помогали нам с Джуниором. Как-то буднично прискакали дружинники Эсы, благо я успел предупредить дядю об увеличении отряда, Сокол при этом многозначительно хмыкнул, а Радомысл, как всегда сделал невозмутимое лицо. Увеличившийся отряд быстро собрал огромный запас для костра.
Пока Эса готовила еду в походном котелке, я подошел к Аршаку, который возился со своими вещами, стараясь что-то найти.
– Потерял что-то? – обратился я к нему.
– Нет, – дернулся мой учитель латыни, напугал я его, – то есть, да. Отец через гонца передал мне письмо перед самым отъездом. Не могу его найти.
Очень интересно. И когда он хотел мне об этом рассказать?
– Я хотел его сначала сам прочитать, а потом передать его тебе, – ответил он на мой невысказанный вопрос.
– Дело твое. Если там есть что-то, что мне надо знать – просто сообщи. А так – решай сам и думай сам. Я не собираюсь заставлять работать на меня, вопреки твоей воли.
– Я понимаю, – он понуро пустил голову.
– Запомни, что бы ты ни прочитал в том письме, главное – думай своей головой. Дети не отвечают за грехи своих родителей.
Аршак посмотрел на меня с благодарностью. Надеюсь, я смог убедить его не совершать глупостей.
Эстрид подошла к нам с мисками, заинтересованно поглядывая. Любопытная она, как и все женщины. Девушка многозначительно на нас смотрела, словно просила поделиться содержанием беседы. Не получив желаемого, она закатила глаза и пробурчала, что нам не надо сейчас есть ее кашу, пока она снова не подойдет. Раздав всем еду, она потом снова подошла к нам и что-то сыпанула в наши блюда. Другой рукой она подбросила в воздух кусок масла на кончике метательного ножа, располовинила его и эффектно отправила в наши миски, плашмя придавая ускорение. Кусочки масла шмякнулись в наши блюдца с характерным шлепающим звуком. Сама же она, насладившись нашими недоуменными взглядами, полезла в свой мешок и стала трапезничать куском лепешки с сыром и зеленью.
Вот как это все понимать? Наша тройка стояла с краю лагеря и довольно далеко от костра. Приглянувшись к нашим соратникам, я заметил кислые и недовольные рожи. Еда Эсы им не по нутру оказалась. Но все ели, понимая, что иного сегодня они не поедят. Что интересно, эсовы дружинники тоже что-то подсыпали себе.
Переглянувшись с Аршаком, мы пожали плечами и с осторожностью попробовали еду. Обычная походная каша. Вкусно. Эса, видимо, подсыпала специй и соли. А растаявшее масло придало аромат. Мы с Джуниором быстро опустошили свою еду и, даже, попросили добавки, игнорируя удивленно-озабоченные взгляды Сокола и дяди. Эса сказала, что котелок пуст. Предложивший было Сокол, доесть его кашу, растерял это желание под угрожающе поднятой бровью воительницы. Сокол, сделав страдальческое лицо, с двойным усердием доел кашу.
Дядя с ухмылкой вышел к костру. Из-за того, что мы разбили лагерь в глухой чаще, свет сюда, а следовательно и дождь, проникали с трудом. Объемистая фигура Радомысла подсвечивалась пламенем.
– Соратники, – зычно прогудел дядюшка, – дабы в дальнейшем у нас не возникали разногласия, я хочу всем вам разъяснить роль и место в нашем, теперь уже, не малом отряде.
Он долго вещал по поводу старшинства и недопустимости разгильдяйства. Не знаю, зачем он запел про это, видимо, дядя так разогревается. Дальше он в общих чертах описал иерархию отряда и особо подчеркнул наличие прямого подчинения мне, Ларсу, предводителю отряда. Себя он тоже не обидел, отметив свою роль советника, то есть второго лица в отряде. Не получив никаких возражений со стороны дружинников Эсы и остальных новичков посольства, он перешел непосредственно к сути. Дядя довел до незнающих эту информацию особую, дипломатическую составляющую миссию похода.
Он обратил внимание на то, что с вятичами нужно держать ухо востро. Они воинственный и вспыльчивый народ. А вождь Ходот очень хитер и любую нашу промашку обратит в свою пользу. Поэтому ни в коем случае нельзя нарушать правила гостеприимства и необходимо следить за своим языком и желаниями. При этом, дядя с Соколом очень внимательно посмотрели в мою сторону, намекая, что последнее касается, в первую очередь, меня.