– С чего ты взяла? – я остановился.
– Ты совсем не понимаешь? Сто золотых – это очень много. Эти мошенники собирают вещички и грезят о том моменте, когда окажутся за стенами города.
Я задумался. У меня и Эсы разное отношение к деньгам. В этом мире я как-то не задумывался о материальных богатствах. Дома, в Хольмграде, я не платил за еду, мне ее приносила служанка отца. На рынке я расплачивался медяками, особых покупок я не совершал. Эстрид сделала верное замечание, я и правда не понимаю ценности денег здесь.
– Эса, я был не прав, – девушка подняла бровь, – нужно будет поймать негодяев и потрясти их мошну.
– Я все сделаю, – воительница развернулась и исчезла.
Мы с Агой и Аршаком направились на часть рынка, где торговали броней и оружием. Захотелось понять их стоимость и качество. Подходя то к одному, то к другому купцу, я все больше разочаровывался. Броня из металла здесь стоила безумно дорого, от двух до тридцати золотых. Топоры стоили от пятидесяти серебрушек до десяти золотых. По крайней мере, мой топорик местный торгаш оценил в десяток золотых монет. В большинстве своем цены на металл кусались, поэтому и товар был такой, который мог купить среднестатистический воин – бронь из крепкой кожи и топор из плохого железа. Чем больше я ходил по торговым рядам, тем больше я убеждался в необходимости перемен.
Сделав пометку в голове о надобности совершения «погрессорства» в области развития металлургии и оружейного дела, мы вернулись в кремль. Я переоделся в повседневную одежду и пошел искать дядю. Хотелось обсудить с ним наим сотни крестьян в Хольмграде. Нужно закрыть вопрос о качественном железе.
Шум во дворе детинца отвлек меня от поисков Радомысла. Я вышел во двор, который заполонили всадники-варяги. Это эсовы дружинники втягивались во внутрь кремля. Сама Эстрид, гарцуя на черном жеребце, вела привязанных к веревке Карабаса и Гриню.
– Поймали возле самых ворот, – спрыгивая с лошади, довольным голосом сообщила девушка, – хотели улизнуть. Главное, своих на торге бросили на произвол судьбы, – сурово добавила она, испепеляя взглядом скомороха и главу труппы.
– Я все отдам, – подал голос Карабас.
– Конечно отдашь, – Эса удивленно фыркнула, – и еще сверху добавишь за мое беспокойство.
– Что же ты, Гриня, обмануть меня вздумал, – спросил я скомороха, игнорируя Барабаса.
– Я не хотел, – он пошевелил связанными руками, – Он сказал, что я сам виноват, – скоморох кивнул в сторону Карабаса, – якобы я принял ставку, мне и отвечать за это.
– Так ты же пошел к нему советоваться, – удивился я.
– Я ему напомнил это, а он заладил про мою вину и все тут, – вздохнул Гриня.
Ясно, тяжелый случай отношения глупого руководителя и старательного подчиненного.
– Где мой выигрыш, Карабас-Барабас? – спросил я главу труппы.
Тот не совсем понял мое обращение и титулование, но промычал что-то нечленораздельное. На что Эса достала один из своих метательных ножей, после чего Карабаса словно подменили, он рассказал не только что, где и сколько хранит, но и назвал цифры, которые скрывал от труппы. Всего у него набралась сумма в размере ста семидесяти золотых. Я так понимаю, что каждый в группе имел некий процент с доходов от выступлений. Утаивание Карабасом реальной суммы дохода снижало зарплату труппы. Гриня после этих известий грозился удушить Барабаса.
– Гриня, – тормознул я скомороха, – сейчас идешь к своим друзьям, приносишь мне мой выигрыш…
– И десяток золота сверху за мое беспокойство, – вставила Эса свои «пять копеек».