Паучье княжество

22
18
20
22
24
26
28
30

Скотина!

Надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь и его расколотит. Грязный цыганский выродок! Ненавижу… Я весь день проревела. И даже сейчас ещё. Не могу успокоиться. Никак не получается. Мне пришлось отойти в нужник, иначе стукачи доложат учителю, и он накажет меня за припадок. Но я никак не могу перестать. Мне так больно!»

«11 февраля

Сегодня я в первый раз вытащила из тулупа склянку с лекарством. Оказалось, на ней есть махонькая бирка с карандашной подписью. Там написано «Поцелуй Императрицы». По мне, так престранное название для лекарства. Но не значит ли это, что господарочка всё-таки наврала? И всё равно мне всё ещё ужасно стыдно. Она всё-таки помогла мне. Да как помогла! Все пальцы целёхонькие! А я поступила как последняя крыса. Гадина.

А что, если она не наврала? Что, если её дядюшка… Какой кошмар.

Я – гадина.

Ещё сегодня утром Володю пороли. Стукачи нашли его тайник с табачными крошками. Я сначала было даже обрадовалась, честно скажу. Думала, пускай это будет его наказание за то, что разбил мою горлицу. И до третьего удара я глядела на его пепельное лицо, чувствуя, как всё внутри трепещет. Я торжествовала. Но потом… Порка – это…

В общем, на самом-то деле… даже врагу не пожелаешь. Володя молчал. Он всегда молчит, когда его секут. Ума не приложу, как ему удаётся. Я верещу, будто поросёнок. Надеюсь, когда-нибудь я тоже смогу терпеть это молча. Вся спина у него блестела от крови. А борозды от хлыста казались чёрными. Мальчиков хлыстом секут чаще, чем розгами. А девочек наоборот.

Последний удар пришёлся ему на шею, и кончик хлыста задел щёку. Теперь Володе долго ходить с закрученной полосой на лице. Он с ней ещё больше похож на цыгана.

Всё равно он ублюдок…»

«14 февраля

Моя склянка пропала. Её нет ни в тулупе, ни в наволочке. Нигде! Её украли. Украли! Но я никому про неё не рассказывала. Не показывала даже. Это кто-то из девочек. Кто-то увидел, как я её разглядываю, не иначе. Но ведь я вынимала её всего пару раз!

Ненавижу их всех. Вдруг кто доложит господину учителю? А вдруг это лекарство или не лекарство предорогущее? Тогда мне точно отрубят палец! Дерьмо!»

«15 февраля

Сегодня к нам приходил господин доктор. Заглядывал всем в горло и в уши. Осматривал руки и ноги. Ума не приложу, что он пытался обнаружить… Но вчера вечером стало очень плохо Варваре. Она упала в обморок прямо за ужином и по слухам, до сих пор не очнулась. С утра её отвезли в госпиталь.

Учитель боится, как бы это не оказалось какой эпидемией. Надеюсь, что нет. А Варвару мне совсем не жалко. Она дрянь, так пусть хоть издохнет – мне вообще нет до того дела!»

«20 февраля

Володя полная скотина. Перед классами он бросил мои тетради в снег. Те вымокли, и страницы теперь ни на что не годны. Ни читать, ни писать на них теперь невозможно. Учитель наказал меня, и все занятия я простояла за партой вместо того, чтобы сидеть на скамье…»

«7 марта

Володина свора стащила мой дневник. Потом отдали, но теперь все смеются. А Володя обещал отлупить за то, как я его обзывала. И рассказать учителю про лекарство. А я так его и не нашла… Думаю, это последнее, что я напишу здесь. Вести записи в приюте опасно».