Лилия сидела напротив, вздыхала и вертела в руках батистовый платочек с кружевной отделкой, только что обнаруженный ею на дне корзинки. Поймав печальный взгляд, Стелла, которую тканевой подарок нисколько не удивил (видела платочки и поинтереснее), жевать прекратила и только сейчас осознала, что поступила плохо – следовало бы поделиться сдобой с подругой, которая заботилась о ней всю ночь.
– Не-не-не! Ешь сама! Ой, ну, разве что самую малость… Спасибо, – Лилия отложила платочек. Откусив от булки посыпанный маком край, от удовольствия закатила глаза. – Вот будь добра, скажи, как так получается, что ты в монастыре всего третий день, а тебя уже и на руках поносили, и платочек кружевной пожаловали, и такой вкуснятиной одарили?
Царевна пожала плечами. Стряхнула крошки с груди, подцепила яблоко, протянула его соседке, во второе сама вцепилась зубами. Было оно сочное, сладкое, ароматное.
– Если платочек понравился, забери себе, – с полным ртом сообщила царевна. Все, что нужно было для счастья, она уже получила.
– Ой, как-то совестно брать дареное…– а глаза у Лилии заблестели. Было заметно, что заполучить милую вещицу ей хочется. – Спасибо!
Когда воспитанницы с яблоками почти разделались, за дверью послышался приближающийся стук – как будто кто-то размеренно бухал молотком по полу. Дверь распахнулась и на пороге появилась старая, сгорбленная годами монахиня. Опираясь на клюку, она вошла в комнату и устало выдохнула.
Лилия подхватилась пододвинуть стул, потому как казалась, что гостья вот-вот рассыплется, но была остановлена властным движением руки.
– Оставь нас, – голос был под стать. Скрипучий, как те ворота на заднем дворе царского гостевого дома, что открывались для телег с добром.
– Я платок постирать, – подруга перевела взгляд на Стеллу. Та только успела кивнуть.
От старухи пахло. Не сказать, что неприятно, но был тот запах каким-то густым, резким: словно кто-то невидимый глубоко в дерн вонзил лопату, и откинул пласт черной, жирной земли. Туда же примешивались ароматы еловой смолы и меда.
– Встань! – приказала монахиня, и царевна, так и не нащупав ногой башмаки, поднялась, вздрогнув от холода стылого пола. Под пристальным взглядом она чувствовала себя неуютно: сразу вспомнились и испачканная рубашка, и подтеки молока на шее, и свалявшиеся волосы. Стелла одернула ворот, провела ладонью по голове и робко улыбнулась.
– И откуда же в тощем теле такая силища? – старуха цокнула языком и пошла по кругу, внимательно рассматривая и виднеющиеся из-под короткой рубахи острые коленки, и торчащие лопатки, и косу, которую небрежно перекинули на спину.
– Какая, бабушка, силища? – переспросила Стелла, поворачивая голову, чтобы заглянуть в черные впадины, где прятались глаза гостьи.
– Мертвых поднимать, – коротко ответила монахиня и неожиданно рассмеялась. Каркающие звуки мало походили на смех, скорее на кашель. Отсмеявшись, старуха вытерла сухонькой ладонью слезящиеся глаза и, наконец, села. – Что? Не ожидала? Это тебе не девок в деревне обнимать, у которых чиряк на носу выскочил.
– А откуда вы знаете?.. Ах, да, настоятельница рассказала.
***
Был такой случай, был. Бежали они ватагой по околице, торопились к кукурузному полю, где спелые початки свои рыжие косы на ветру сушили, но плачь, донесшийся откуда-то из-за куста, заставил Стеллу остановиться. На скамеечке, скрытой от взора, сидела сестра одного из «грабителей». Любимый вот-вот заявится со свахой, а тут на тебе, прыщ на весь нос! Пожалела невесту царевна, прижала к себе, погладила по голове, да посоветовала в холодной воде умыться, приговаривая: «Хвороба уходи, красота вернись».
Девка, как назвала ее старуха, поверила, тут же побежала к рукомойнику. Через братца потом передала скатерку, собственноручно расшитую узорами по кайме. Царевне было приятно.
***
– Так та монахиня не умерла? – конечно же, Стелла помнила, где провела ночь, но рассказывать соседке о том, что из-за ее объятий человек испустил дух, побоялась. Да и вообще, как она уже усвоила, о своем даре лучше помалкивать.
ebooksa