Он увидел недопонимание на её лице, пояснил:
— На Восточной площади есть большой круг, на котором стоит заклинание полного подавления магии, там обычно проводят дуэли и научные опыты, в народе эту площадь называют дуэльной. «Жду утром на Восточной площади» — одна из формулировок вызова.
Он замолчал, стал копаться в тарелке, Вера тихо сказала:
— И?
— В Карне слабая фехтовальная школа, — криво улыбнулся министр, — а я в том году второй раз стал чемпионом мира, так что… для пущего воспитательного эффекта дрался пустыми ножнами, так можно. Поотбивал каждому обе ладони и разбил губы, чтобы вино пить приятнее было. Ну и всё, я забыл про этот случай. Через несколько лет меня опять попытались поймать на незнании традиций, уже в другом храме, а я напрямую в лоб отказал. Тогда ко мне подошёл жрец и сказал, что я совершенно не учусь на ошибках, одно проклятие от Со Ра и Сэ Ра уже ношу, а мне всё мало. Я сказал, что не заметил, он посмеялся и пригласил приходить, когда замечу. Я пришёл лет через… когда Двейна купил, короче. Жрец мне объяснил, что теперь любой, кто возьмёт мою еду, ею подавится или отравится, в зависимости от того, насколько мне жалко. И это проклятие не снимается, боги семьи не наказывают, они воспитывают, поэтому есть мою еду без последствий можно только в том случае, если мне вообще ни капли не жалко.
— И такое было три раза в жизни? — неверяще улыбнулась Вера.
— С Двейном — да, — буркнул министр. — Мне поначалу даже нравилось, это было так удобно, что никто не возьмёт моё… а вот недавно стало напрягать. Я даже ходил опять в столичный храм, но жрец сказал, что это не снимается, никак, пока не изменюсь я сам, каждый вот такой случай будет служить напоминанием о том, что я всё ещё злой, мелочный и жадный, даже в отношении семьи.
— Жесть, — прошептала Вера, покопалась в тарелке, опять подняла глаза, — вам реально жалко было несчастную тефтельку?
— Я просто не люблю, когда трогают моё, — мрачно ответил министр, — и вообще считаю, что боги должны наказывать тех, кто так нагло просит, а не тех, кто отказывает. Если у меня есть деньги, это ещё не значит, что я готов ими разбрасываться, пять процентов для такой суммы это вполне по-божески.
Вера закрыла глаза ладонью и тихо рассмеялась, покачала головой, вздохнула и опять посмотрела на министра:
— А вы не пробовали убрать из рассуждений цифры? Всё становится гораздо проще и понятнее. Не «троюродный дядя занял десять тысяч на два месяца», а «родственник занял денег на время».
— Абсолютно не проще, — поморщился министр, — как я могу принять решение, если не знаю сумму и срок?
— Закройте глаза, — вздохнула Вера, он пожал плечами и закрыл, — сколько тефтелек на блюде?
— Двадцать семь, — без раздумий ответил министр, Вера ахнула:
— Вы их считали, что ли?
— У меня просто такая память, я всё считаю, автоматически — окна, фонари, шаги, всегда. — Вера тихо переложила одну тефтельку с блюда к себе на тарелку, сказала:
— А теперь сколько?
— Двадцать шесть, — иронично улыбнулся министр, медленно открывая глаза и глядя на Веру.
— Вы на них даже не посмотрели.
— Шутите? На вашей тарелке было две, стало три. Откуда же она взялась?