Дай мне руку

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ни у кого больше, я сделал только один и больше его не повторял, это оказалось слишком сложно и тяжело.

— Вот и не повторяй. И не болтай о нём. Когда ты его сделал? — министр в первый раз поднял глаза, Барт свои тут же опустил:

— В ночь перед походом на рынок с Верой, когда мы взяли…

— Я понял, — перебил министр, — когда ты проторчал полночи над экспериментами и пошёл работать с полупустым резервом. Ты делал этот щит.

— Да…

— Склепал на коленке за три часа, никому не показал, не протестировал, сам не отдохнул…

— Я знал, что он сработает, — плачущим голосом прошептал маг со страстью фанатика, доказывающего истинность своей веры, — я знал! Вы не маг, вы не можете этого понять, просто поверьте! Это бывает, редко, но бывает, приходит озарение, я тогда не понял, откуда оно взялось, потом только узнал, что это из-за Вериного благословения бывает, она действительно увеличивает резерв, очень сильно, а я тогда провёл с ней «слияние памяти», наверное, это оно так подействовало. Я так испугался за неё, что захотел сделать что-то, что её защитит, начал думать и оно как-то само построилось в голове, разные кусочки старых разработок сложились и всё получилось. Этот щит универсальный, многослойный и независимый, он подпитывается от ударов, которые поглощает, защищает от всего, и при этом, сам по себе не виден вообще, эти узоры видно только изнутри, снаружи он абсолютно прозрачный — я решил, пусть все думают, что его нет, что это Верина «божественная сила» так работает, люди боятся неизвестного, пусть боятся…

Вероника сжала его плечо, он замолчал и накрыл ладонью её руку, бросил на неё беззащитный виноватый взгляд, опустил голову.

— Почему ты никому не сказал? — сухо спросил министр.

— Вы сами говорили, лучшее оружие — то, о котором никто не знает.

— Ну мне-то мог сказать, — повысил голос министр, Барт опустил голову:

— Вы сами говорили, что знают двое — то знают все. И вы бы мне всё равно запретили использовать на ней «кустарный» щит, а если бы я его запатентовал и протестировал по стандартной схеме, он потерял бы преимущество неожиданности. — Министр поморщился, но промолчал, Барт продолжил: — Я повёл её на рынок как обычно, под своими обычными щитами. Вы сами говорили, что если что-то случилось, надо вести себя так, как вёл бы, если бы ничего не случилось. Вы предупреждали, что из отдела капитально течёт, что никому нельзя доверять, даже вам. Я вообще никому не говорил, чтобы все защищали её так, как будто её безопасность зависит от них. Этот щит просто для меня, мне спокойнее, когда я знаю, что он у неё есть. Я так долго жил магом, что забыл, как это страшно, быть слабым. Это очень страшно. Вас там не было. И никого там не было, она была одна, без магии, без оружия, без всякой надежды, вообще одна. Это так страшно, мне никогда в жизни не было так страшно.

«Дзынь.»

— Один раз было, — кивнул сам себе маг, — лет в пять, когда у меня ещё не было силы. Мать отвела меня на рынок и оставила. Незнакомое место, ничего непонятно, я маленький, а все вокруг огромные, холодно, ветер… Тогда я ничего не понял, потом только узнал, что она хотела от меня избавиться, у них не было денег, а я был больной и она думала, что я всё равно не переживу зиму, решила оставить меня на рынке, чтобы цыгане забрали, они подбирали детей. А они не забрали. Рассматривали меня, щупали, зубы проверяли, потом пообсуждали и решили, видимо, что долго не протяну, нет смысла тратить на меня еду. И ушли. Рынок безлюдел, становилось холоднее, на улице темнело, а я стоял и ждал, когда же мама придёт меня заберёт. Потом подошёл стражник из патруля и сказал, что мама не придёт, он отведёт меня в приют. В приюте было ещё хуже. Там с меня быстро стянули всё тёплое старшие дети, а воспитатели делали вид, что не замечают, я пытался говорить со старшими, меня либо не слушали, либо не верили. Я был бы рад забыть это всё навсегда, но наверное, это полезно помнить. Чувство абсолютной беспомощности, когда все, абсолютно все вокруг сильнее тебя, а ты ничего не можешь сделать. Я провёл там ночь, а утром меня забрала сестра, и потом насмерть разругалась с мамой. Я это всё забыл, а после «слияния памяти» вспомнил.

Он замолчал, долго смотрел в стол, потом медленно глубоко вдохнул и Вера поняла, что до этого задерживала дыхание вместе с ним, обняла его за плечи, поцеловала в макушку и так и осталась стоять, обнимая его и уткнувшись лицом в его волосы. После министра Шена Барт казался таким маленьким, хрупким и угловатым, как воробышек, беззащитный и отважный. Ей не верилось, что это он всех спас, что в этом маленьком теле такая огромная сила…

В библиотеке раздались шаги, голос Дока позвал:

— Шен? Я отчёт принёс.

Министр встал и вышел из кухни, о чём-то тихо поговорил с доктором, вернулся и сел на своё место, положив на угол стола пачку бумаг. Переплёл пальцы, медленно глубоко вдохнул и спросил:

— На чём щит?

— На центральном камне заколки, красном. Я не знаю, что это, но структура очень хорошая — равномерная, без искажений, служить будет очень долго.