— Не бойся, пап, я в курсе про Ирен, — пожимаю плечами.
— Тц, ну вот, тайное всегда становится явным, пусть даже на пороге смерти, кха-кха, — ему ощутимо становилось хуже. Слабел прямо на глазах.
— Не осуждаю, — слегка касаюсь его здорового плеча, — Ирен — женщина что надо.
Отец как-то сгорбился и облокотился о машину:
— Думал, ты возмутишься, что я изменил матери. Это был не слишком хороший поступок. Но… плоть слаба.
— Я никогда не имел ничего против измен, если они были умными. Думаю и мать как минимум догадывается, — если уж я так быстро узнал?
Чарли кивнул, сохраняя на лице кривоватую усмешку.
— Вот-вот, потому я и разошёлся два раза из трёх.
Но его слова были проигнорированы.
— Может быть… — задумался Уэсли. — Она у меня умная, Дана… Передай матери, что я люблю её. Только её. А остальное — тлен и глупость. Как говорится: седина в бороду, бес в ребро. И… Я рад, что семья была едина до самого конца.
— Давайте уже к делу? — обернулся Волчнер, посмотрев на проход наверх. — Вот-вот может кто-то вернуться, а у нас… Каххар всё ещё дышит, — он нервно потёр руки. — Раз уж решились… — его взгляд бегал, не в силах остановиться на раненом парне. — Проклятье… Видя его сопротивление и желание жить даже рука не поднимается.
— И не придётся, — Уэсли нагнулся и заглянул в салон, где заткнул Шарифу рот и нос своими руками. Тело смуглокожего мужчины выгнулось, хоть в сознание он и не вернулся.
Мы все: я, отец и Чарли, наблюдали, как жизнь окончательно покидает тело Каххара. Чем-то это напоминало казнь. Отвык от подобного. После нескольких секунд Волчнер отвернулся и перекрестился.
— Господи, прости меня, грешника, за слабость и за собственные деяния, видишь сам, хочу как лучше, но…
— Благими поступками вымощена дорога в Ад, друг мой Чарли, — хихикнул отец, проверяя у своей жертвы пульс. — Дело сделано. Пора сообщить Тауберу, что сердце бедолаги не выдержало. А может тромб какой оторвался? — он снова закашлялся.
— Старый ублюдок, — буркнул Волчнер. — Из-за тебя я снова стал убийцей. Клялся, что не вернусь на эту скользкую дорожку, но… — развёл руками, — как вы все видите, вот он я!
— Такое время, — спокойно и обстоятельно отвечаю ему. — Такая ситуация. Не из прихоти ведь это было сделано? Я бы сказал, мы оказали Шарифу одолжение, ибо что его ждало в ином случае? Заражение от крови зомби? Мясник Данн, который одной рукой резал бы парня, а другой покуривал косячок? Он умер бы в мучениях, каждую секунду испытывая целый океан боли. Или, что ещё хуже, он мог бы остаться в живых.
Улыбаюсь, когда на мне скрестились взгляды.
— Представьте себе жизнь инвалида, который даже не может нормально передвигаться. Я, кстати, знал одного такого… Точнее — одну. Но да не важно. Каххар мог оказаться тем, кто после выздоровления обязан был бы до конца жизни сидеть на строгой диете, на пачке таблеток, регулярных обследованиях и при этом испытывать множество физических трудностей. А с учётом его характера и веры, наложить на себя руки, попросту не сумел бы. Вообразите сами: даже в нормальные времена, такое — приговор, а что говорить про наши?
Отец гордо кивнул, а Волчнер откровенно вздохнул.