Кость в горле. Первая невеста

22
18
20
22
24
26
28
30

Он контролировал почти каждый аспект их жизни в тюрьме, настолько, насколько мог, защищал ее, брал на себя наказание за ее работу, и он даже ждал этого момента, потому что после мимолётного удара хлыстом его наградой были нежные руки Элли на его спине.

Феликс получал от происходящего почти животное удовлетворение. Он никогда не имел такого контроля над человеком, над женщиной, которую желал. Вокруг не было дворца, титулов, обязанностей, не существовало правил поведения, которым они должны были следовать. Были только они — слабая, невинная женщина и мужчина, способный её защитить, дать хоть какое-то подобие нормальной жизни. Он не был королем, человеком, который был помолвлен, который должен прятаться за спинами солдат, а она не была благородной баронессой-хранительницей, которая должна выйти замуж и произвести на свет сильное потомство.

Это место, казалось, подарило ему Элли, убрав все препятствия на пути к ней. Не требовалось сложных ухаживаний, формальностей. Она всегда была рядом, доступна для него.

Феликс не сомневался, что если бы комнаты в “казармах” закрывались, он взял бы её невинность там, в тюрьме. И она была не против, он чувствовал силу её желания, её останавливало только то, что их могли увидеть. Элли была самой упрямой и сильной женщиной, которую он знал, и она добровольно позволяла ему заботиться о ней, защищать её. Она отвечала на его поцелуи и объятия. Она выбрала его.

Как он мог сейчас отдать её в руки другому мужчине? Даже мысль об этом вызывала в нем бешенство. И пусть это будет временно, но годами рядом с ней в постели будет другой мужчина, который будет трогать её мягкий плоский живот, держать в руках её маленькое тело, будет строить с ней семью. Она будет носить цвета рода другого мужчины и его родовые украшения. Возможно, у них даже будут какие-то милые семейные ритуалы, вроде кофе в постель. От мысли о том, что Элли, только что проснувшаяся, растрёпанная и нагая будет улыбаться другому мужчине, который будет приносить ей кофе, в груди появлялось бешенство. Как он сможет это пережить?

У него не было ответов на эти вопросы, он не представлял, как проживет следующие годы, как сможет дождаться того момента, когда она официально будет принадлежать ему. Он планировал приказать приготовить для Элли и Амалии Леонни зелья гарантированной беременности, чтобы этот этап прошел как можно быстрее и с формальностями было покончено.

Как жаль, что Элли не является герцогиней или принцессой. Тогда он немедленно женился бы на ней и был бы самым счастливым человеком на свете, дал бы ей все, чего она заслуживает. Но размышлять об этом уже было поздно и бессмысленно. У Феликса была своя роль, которую он должен был сыграть; он уже был помолвлен, и пути назад не было. Ему нужно было принять это и смотреть в будущее.

Он беспокоился, что Элли может просто не захотеть стать его фавориткой. Изначально, в таком случае, он планировал просто приказать, но после всего, что они пережили, после того как она рисковала своей жизнью, помогла ему выбраться из этой ловушки, буквально тащила его на себе обратно, разве мог он ей приказывать? Разве мог он не дать ей возможность выбрать его добровольно, после того как она была для него главной поддержкой, настоящим другом, верной соратницей? Да и приказами он добьется разве что послушания, а ему хотелось взаимности, хотелось ее ответной страсти, любви.

С другой стороны, страх ее отказа был ещё хуже. Феликс не мог представить себе жизни, в которой она не принадлежит ему, так, чтобы каждый мужчина знал об этом. Значит, если до этого дойдет, он примет единственно верное решение.

8.2

Таласская Империя была прекрасна — больше всего она напоминала мне старые уютные городки Испании или Португалии на Земле. Теплая погода приглашала к прогулкам по аккуратным улочкам Ондина, где можно было насладиться местными ресторациями и тавернами.

Но мы, конечно, не могли себе это позволить. Необходимо было спешить в Белтару, вернуться во дворец, и организовать спасательный поход для тех, кто остался в тюрьме. Мы уже задержались дольше, чем полагалось.

Вокруг царила радостная атмосфера — недавно в столицу вернулся наследный принц империи после ужасающе долгого похищения, когда все уже потеряли надежду. Однако, несмотря на прошедшее время, торжества в честь его возвращения так и не состоялись. Вместо этого юный принц Лансель пять раз отправился в Валлед с дипломатическими миссиями и приказал проверить каждого, кто был связан с Аракией. Я надеялась, что эти меры не обернутся ненавистью к беженцам из республики.

Граница с Валледом была открыта; теоретически мы могли послать голубя в Белтару, и королевский корабль тут же был бы направлен к нам. Но Феликс не хотел этого делать, соглашаясь со мной, что кто-то известил кочевников о нашем проходе через пустошь. Кто-то из наших.

Мы не знали их истинных целей.

Наиболее безобидной целью казалось похищение большой группы людей для работы на сборке этих дурацких деталей из форсадита, которые, очевидно, шли на экспорт... но куда?

Однако более вероятным казалось, что все это было направлено на похищение герцога Тенбрайка, Его Величества или даже меня. Но если целью было похищение меня и герцога, почему они не искали нас среди похищенных? На нас не было артефакта, скрывающего нашу внешность, и если у них была информация о нашем присутствии, они легко могли нас найти.

Скорее всего, целью был Феликс, но человек, сдавший его, не знал, что король будет скрываться под личиной. Я согласилась, что раскрывать личину короля было слишком опасно, ведь принц Лансель был похищен среди бела дня на землях империи. Можно, конечно, обратиться к императорской семье, но мы не знали, насколько кочевники смогли проникнуть в императорскую структуру, вдруг и в их дворце находились предатели?

Когда я спросила Феликса о тех, кого он подозревает, его ответ почти не удивил меня:

— Единственные, кому я сейчас доверяю, это герцог Тенбрайк и ты.