Не знаю

– Кто?!

– Это я, тетин племянник!

Мотя, племянник нашей квартировладелицы, пожил с нами какое-то время на раскладушке, приносил банки консервов на ужин и целыми днями до позднего вечера где-то пропадал. Потом исчез так же внезапно, как появился.

Соседка Нина Соломоновна устроила Лёлечку на работу – вторую и последнюю в ее жизни. В лабораторию лесоведения. Ранним утром она ехала на метро, потом на автобусе куда-то за город, целый день мерила линейкой иголки саженцам сосен и вечером проделывала обратный путь. Конечно же, за копейки. Довольно скоро бессмысленность этого ритуала стала очевидна, она уволилась и села дома. Лёлечка обладала странным сочетанием двух качеств – абсолютной непрактичностью и одновременно сильнейшей привязанностью к быту. То есть купить что-то подешевле или попрочнее она не умела, все выходило втридорога и ненадежно; обеда быстрее, чем часа за три, от нее трудно было ожидать; но зато на столе постоянно была отутюженная скатерть, еда – в каких-то редкостных тарелках, чай в чашках, купленных отдельно, но подобранных по цвету к этим чертовым тарелкам, к блюдцам, оставшимся от старинного сервиза ее матери и даже к скатерти. Ложку и хлеб положить она всегда забывала. Всегда.

Все это кардинально отличалось от того, как вела хозяйство моя мать – строго по плану, по расчету, никаких излишеств. Лёлечка же всюду привносила эдакий налет искусства для искусства: шла ли речь о борще, одежде, мытье полов или литературных вкусах. Глядя на ее точеное лицо, прикасаясь к совершенному телу, я точно знал, что все остальное вообще не важно.

Когда она, светясь своим фарфоровым профилем на фоне окна, внимательно слушала черновики, рукописи, которые я ей зачитывал, это было зрелище, достойное кисти Рафаэля. Бог весть, что она понимала. Она была настоящая Муза – вдохновляя, ей необязательно было вникать в суть.

Родилась дочь Анна. Подрастая, становилась все более похожа на меня. Однажды мне пришлось по какой-то причине взять ее с собой в институт. Я оставил ее сидеть в коридоре, сам помчался по своим делам – день был, как всегда, бешеный. По возвращении я застал Анну в окружении толпы сослуживцев, хотя, когда я ее оставлял, в институте вроде бы никого и не было. Она успела продекламировать матерные частушки с ремаркой «как говорит мой папа» и исполнить пару казачьих песен. Собравшиеся ни секунды не сомневались, что ребенок – мой.

– Мы, Сергей Иванович, сразу поняли, что это ваша девочка, она так на вас похожа! Ну а когда она рассказала стишок, то уж… хи-хи-хи… последние сомнения отпали.

Считалось, что Анна – вундеркинд и папина дочка. И внешне, и характером, и талантами. Не могу сказать, что мы много, как теперь говорят, общались. Наверное, отец из меня был так себе. Ну так я и не подписывался на эту роль. Когда Лёлечка мне сказала, что ждет ребенка, я чуть было не матернулся со словами: «Как, и ты туда же? Вся такая неземная?», – но прикусил язык. Желание женщины стать матерью настолько самодостаточно, что спорить с ним бесполезно и невозможно. Причем никаких дальнейших планов будто бы и не предполагается. Такое чувство, что в период беременности у женщины мозг дальше представления о родах не идет. Цель – родить. Дальше – будь что будет.

Лёлечка самоотверженно и методично «занималась ребенком» с самого раннего возраста дочери, но что-то у нее, очевидно, шло не так. Анна с малых лет часто скандалила, сопротивлялась, истерила. А раз, уже ближе к подростковым годам, запустила в мать огромными портняжными ножницами – первым, что попалось под руку. Вообще могло плохо кончиться. В другой раз мать кинула в ребенка тетрадкой и попала в глаз. Эти скандалы сильно меня раздражали и мешали, тем более что мы с супругой между собой также регулярно выясняли отношения.

Для чего я все это пишу? Для кого? Какие-то мемуары. Нет ничего скучнее мемуаров среднего человека. А гении не пишут мемуаров. А я, судя по всему, человек все-таки средний, м-да… Хотя большую часть этих восьмидесяти с лишним лет считал иначе.

И вот теперь приходится признаться наедине с собой: премии, ученики, литературные споры, репутация у «литературной Москвы» – в прошлом. Забыт, заброшен. Никем не любим. Авторские экземпляры мертвым грузом в диване. Дочери – да где они?.. Жена? Ученики? Предатели.

Вот осталась квартира. Эти квадратные метры, они мои, здесь мой мир, мои книги, я – хозяин сам себе и своим – и не своим, как будто бы, странным, шатким, мелким, держась за стены, но все же уверенным только в этом пространстве – шагам.

Квартира осталась. Главная книга не написана.

И Нонка осталась.

Нонка. Чего она хочет? Посвящение в Книге? Или квартиру?

Анна

2020 г., Москва

Так получилось, что мы никогда особо не разговаривали. И все-таки последние годы говорим еще меньше. Так мало, что я, похоже, просто разучилась говорить с тобой – вот, пишу.

Ты приходил среди ночи ко мне в комнату и садился на кровать. Я обязательно просыпалась, сворачивалась змеей-калачиком и голову клала тебе на колени. А ты меня по голове гладил. О чем ты в те моменты думал, я не знаю. Мне же в тот миг ничего больше не надо было на земле.