Не знаю

Путь к озерцу с крокодилами показался мне простым и коротким. И я решила повторить его самостоятельно. Бодро маршируя, я отмечаю невольно, что солнце понемногу начинает садиться за высоченные верхушки. Неба отсюда не видно – только золотые проблески между высокими-высокими ветвями, как витражи в католическом катедрале. Здесь, внизу, сыро, прохладно и сумеречно. Тропинку застит иссиня-черная зелень, узлы лиан, поеденные насекомыми, огромные красные махровые и многотычиночные цветы, неизвестные мне или смутно знакомые по офисным горшкам, но с трудом узнаваемые; плоды, уже подгнивающие или закупоренные в зеленые коробочки, свисающие с веток. Где-то там, высоко в ветвях, вскрикивают птицы, а может, и не птицы. Мне уже кажется, что я пропустила поворот к озерку и ушла безвозвратно в джунгли – возможно, навсегда, – когда я слышу звук голосов и вижу просвет справа. А в просвете – озерцо и помост на нем с группой незнакомых туристов. Нащупав ответвление тропинки, я выбираюсь к ним, встречаемая хмурым взглядом чужого гида из местных: «Эти оголтелые белые бабы, кто только их воспитывает».

Многие гиды здесь, в джунглях, из тех сел, где не говорят по-испански – только кечуа. Испанский они учили в школе, многие не очень хорошо. Те, кто говорит еще и по-английски, в особом почете. Следуя впереди небольшого отряда по деревянным мосткам-тропинкам, проложенным через джунгли, такой пионервожатый вдруг останавливается – туристы-пионеры, как дощечки домино, наскакивают друг на друга, оттормаживая походный шаг, – и вперяет взгляд в бесконечную зелень.

– Вон там сейчас пробежала большая стая обезьян.

– Где?! Где?!!

– Вон – видите, ветки качаются.

И бестолковые белые люди умиленно вглядываются в зелень, пытаясь уловить движение ветвей, еще хранящих тепло обезьяньих задов. Во время одного подобного похода мы видели даже – ого! смотрите! – след ягуара в грязи у ручья.

В другой раз неподалеку от заброшенной водонапорной башни, бог весть как оказавшейся посреди целого моря, вернее океана, пальм – до горизонта и за него, – мы наконец встретились с семейством крупных, холеных, волосатых, медного – до красноты – цвета обезьян. Они висели на ветках высоченных деревьев, раскачивались на них и жрали листья. Они были великолепны, и на нас, группку обомлевших бледных двуногих, им было абсолютно наплевать.

У берега узкой болотистой тенистой речки нас ждет неширокая плоскодонка. Разгоряченному воображению она кажется забытым полусгнившим плавсредством одинокого охотника, сожранного обитателями водоема или джунглей, – на суше ли, в воде ли нашли свой покой его недоеденные ягуаром или крокодилом кости?.. Бесшумно рассекая зеленую воду, выбираясь из леса на открытое пространство и снова возвращаясь под тень джунглей, лодка скользит, управляемая ловкими шестами гида и его помощника, меж заросших берегов. На расстоянии вытянутой руки от меня как будто специально кем-то разложены золотистые на солнце клубки анаконд и пасти кайманов, замершие неподвижно в раскрытом состоянии в терпеливом ожидании того, чтобы добыча сама прыгнула в зубы. Затененная заводь устлана гигантскими круглыми листьями кувшинок и круглыми же спинами черепах – не сразу отличишь друг от друга.

Я искала приключений. Накануне поездки в Перу я даже встречалась с неким Иваном – автором автобиографического документального фильма о том, как прожить три месяца в джунглях Амазонки в полном одиночестве, питаясь плодами, грибами и рыбой, сражаясь с дикими осами, муравьями и ягуарами, самоспасаясь от ядов, источаемых растениями и насекомыми, и познавая истину. Аккуратный лодж на реке Мадре-де-Дьос, принадлежащей бассейну Амазонки, с джакузи, рестораном и электричеством до 22:00, стал моей версией испытания. Что ж, от каждого по способностям.

Anna Koltsova11 онлайн

15 апреля в 03:52

Ребята, я в джунглях!

На территории лоджа орут туканы, капибары, напоминающие огромных хомяков, подбирают и грызут длинными зубами упавшие плоды хлебного дерева. Около столовки пасутся нереальные, гигантские какаду, красные и синие.

Стоит ступить за веревочное огражденьице и сделать шаг, как джунгли смыкаются вокруг тебя и домик с душем, кондиционером и унитазом всего в десяти метрах за спиной начинает казаться иллюзией, неверной игрой теней и плодом фантазии.

В своей трусливой, противоречивой, но настойчивой жажде опасности я продолжаю по мелочи нарушать правила лоджа – не выходить после 22:00 из домика, не купаться ночью в бассейне, не выбираться самостоятельно без гида за территорию лоджа. Мой домик – крайний в ряду, прямо перед ним пролегает строй столбиков с натянутой между ними веревочкой, огораживающей территорию. И тут же начинается тропинка в джунгли, по которой мы с гидом еще не ходили. Тропинка манит! Соберусь с духом и схожу по ней.

Первые несколько метров по краям тропинки воткнуты низенькие фонарики на солнечных батареях, какие пользуются популярностью на ухоженных подмосковных дачах средней руки. При свете дня это просто стеклянные шарики на низеньких ножках. Миновав их, мелкими боязливыми шагами я двинулась дальше. И вот уже джунгли – вокруг. Прямо над головой тяжелые темные гроздья диких бананов. Повыше них солнце красиво высвечивает оранжевую папайю и целый клубок чего-то зеленого, бурого, багрового и желтого. Тропинка под ногами еще жива, и я медленно по ней продвигаюсь, оглядываясь вокруг себя, со стучащим сердцем. Делаю следующий шаг и оказываюсь на полянке. Да, прямо полянка, вырубленная среди джунглей. И на ней – небольшой домик, хижина, крытая пальмовыми листьями, с низеньким, скособоченным крылечком. Я тихо уселась на ступеньках, замерла и стала ждать, когда же хоть кто-то из обитателей джунглей появится, вот так, совершенно случайно, не зная о моем существовании и присутствии здесь, на этой полянке, и проживет на моих глазах несколько мгновений своей дикой, естественной жизни, так не похожей на мою. Солнце падало на поляну и на крыльцо пятнами сквозь кроны сельвы. Меня окружали звуки шевелившихся веток, крыльев, непонятных мне сигналов и призывов, горячий влажный воздух лип к коже.

Вдруг – вот уж действительно нежданно – прямо за моей спиной в домике слышатся шаги и негромкий разговор. Щелчок выключателя – и в окне сбоку появляется свет, чуть заметный на фоне солнечных пятен. Я слегка разочарована нарушением своего магического, как мне казалось, одиночества. Но все стихает, и я забываюсь, сидя на чудном крыльце, прислонившись к его теплой деревянной опоре. Полудрема меня охватила, время потерялось. Солнечные пятна постепенно растворились, свет из окна домика становился все заметнее… вот он уже отчетливо проливается ярким лучом в окружающей тени, освещает поляну… И внезапно гаснет. Меня накрывает тьма.

В ответ на мои вопли: «Включите свет, пожалуйста, умоляю!» – и истеричные удары в дверь свет не зажегся, но дверь открылась, меня мягко взяли за плечо и ввели внутрь, все в ту же темноту. А дальше я просто ничего не помню. Следующий кадр в моем мозгу – тропинка, очерченная дачными фонариками, и силуэт моего цивилизованного пристанища – от меня буквально в пятнадцати шагах, которые я и проделываю максимально резво.

Объявление о записи на прием к шаману висело в лодже у пристани, но в дни моего пребывания свободных окошек у него уже не было. Ну хорошо-хорошо, поймали, вру. Я даже не узнавала. Но что было там, в домике, правда не помню, не знаю. Значит – ничего?

* * *

Латинская Америка. Моя идефикс с детства. Моя?.. Или отца?.. Смешно разбираться. Конечно, сначала его. Мой испанский язык, школа с его изучением – одна из трех в ту пору в Москве, – я его не выбирала. Но полюбила. Мне нравилось это рокочущее звучание, напряженные, напористые слова, так непохожие на русскую редукцию и английскую «кашу во рту», а вслед за ними – красные юбки с воланами, в огромные черные горохи, высоченные гребни, оглушительные каблуки и розы в волосах. А еще потом – золото, раскрашенные лица, головные уборы из колышущихся перьев, квадратные рисунки-знаки, четко обведенные контурами, круглый календарь со множеством деталек и значков – такой сувенирный, из меди, был у отца в кабинете, – в котором запечатлен цикл жизни, смерти и возрождения мира, а также конец света в 2012 году (на самом деле нет, вы знаете).