— Уверен? Ты делишь комнату с этой девушкой, которую мы никогда не видели до этого уик-энда. Мы хотим верить, что вы оба будете нести ответственность.
— Ответственность? — я ухмыляюсь, скрещивая руки на груди. — Что ты имеешь в виду?
Никогда не преуспевая в сексуальных разговорах, лицо моего отца становится таким же ярким, как у Скарлетт, когда она краснеет.
— Ты захватил…
Я склоняю голову набок.
— Захватил что? Солнцезащитный крем?
— Ты же знаешь…
Он не может заставить себя произнести слово «защита», или «презервативы», или «контроль над рождаемостью». Папа — замкнутый человек в отношениях моих родителей, а мама — экстраверт. Баланс всегда был положительным, за исключением тех случаев, когда дело доходит до такого дерьма, как это.
Господи, помоги ему, он отстой при чтении лекции. Всегда был.
У него нет никакого самообладания для этого, в то время как мама, вероятно, выхватила бы диаграмму и нарисовала мне всю картину. Или вытащила из сумочки полоску презервативов — тех, что с логотипом ее книги.
— Пару комплектов хорошей одежды?
— Стерлинг, если ты жеманничаешь со мной, я этого не ценю.
— Жеманничаю, папа? — Это такое мамино слово.
— Это твоя мать хотела, чтобы я поговорил с тобой.
— О чем? Серьезно, папа, я не понимаю, к чему ты клонишь.
Вот тогда он внимательно смотрит на мое лицо, на мою дерьмовую ухмылку.
— Ах ты, маленький умник.
Моя ухмылка становится шире.
— Едва ли маленький.
Так легко смутить моего отца.