Я не возражал.
Спустя еще минуту мучительного молчания Лу повернулась, коснувшись грудью моей руки. Мое сердце забилось чаще, и я сцепил зубы, пытаясь сдержать безумные мысли.
– Расскажи мне про своих родителей.
Мысли о близости мгновенно испарились.
– Нечего рассказывать.
– Всегда хоть что-нибудь да есть.
Я в упор уставился на потолок. Снова воцарилось молчание, но Лу продолжала наблюдать за мной. Я не удержался, покосился на нее и увидел нетерпеливый любопытный взгляд, затем покачал головой и вздохнул.
– Меня бросили еще во младенчестве. Горничная нашла меня среди мусора.
Лу в ужасе посмотрела на меня.
– Архиепископ взял меня к себе. Долгое время я был пажом. Затем резко подрос. – Против воли я улыбнулся краем рта. – Вскоре после этого он стал обучать меня и готовить к вступлению в шассеры. В шестнадцать лет я заполучил свое место среди братьев. Иной жизни я не знаю.
Лу опустила голову мне на плечо.
– Заполучил свое место?
Я закрыл глаза, положил подбородок ей на макушку и вдохнул. Глубоко.
– На свете есть лишь сотня балисард – по капле реликвии святого Константина в каждой. Выходит, что и число братьев ограничено. Большинство из них служат до самой смерти. Когда шассер уходит на покой или умирает, проводится турнир. Лишь победитель может вступить в наши ряды.
– Погоди. – Лу села, и я распахнул глаза. Она улыбнулась, щекоча мне грудь своими волосами. – Хочешь сказать,
– Ансель не шассер.
Ее улыбка дрогнула.
– Разве?
– Да. Но он готовится им стать. Он будет участвовать в следующем турнире со всеми прочими новобранцами.
– Ясно. – Теперь Лу нахмурилась, крутя прядь волос на пальце. – Это многое объясняет.