– Давай-ка без этого, mon petit chou[5]. Еще раз!
Мы занимались до самого вечера, сражались снова и снова. Особых успехов Ансель не достиг, но духу прекратить урок у меня не хватало. Когда солнце зашло за вершины сосен, Анселю наконец удалось решительным рывком выбить у меня клинок, но в результате он и сам ухитрился порезаться. Кровь Анселя брызнула на снег.
– Это было… ты справился…
– Кошмарно, – горько договорил Ансель, бросив нож на землю, чтобы осмотреть рану.
Все еще краснея – и лишь отчасти от натуги, – он быстро оглянулся на остальных. Они поспешили сделать вид, что очень заняты, и стали собирать самодельные тарелки после ужина. По просьбе Анселя мы с ним ужин пропустили, так что в животе у меня раздраженно урчало.
– Я справился просто кошмарно.
Вздохнув, я сунула нож в сапог.
– Дай мне осмотреть рану.
Он хмуро одернул рукав.
– Все в порядке.
– Ансель…
– Сказал же,
Услышав такой непривычно резкий для него тон, я замерла.
– Ты больше не хочешь упражняться?
Лицо Анселя смягчилось, и он понурил голову.
– Прости. Зря я тебе нагрубил. Просто… мне хотелось, чтобы вышло иначе, – тихо признался он и посмотрел на свои ладони.
Я быстро схватила его за руку.
– Это была только первая твоя попытка. Ты еще научишься…
– Не первая. – Ансель неохотно посмотрел мне в глаза. Как же меня сердила эта его неохота, этот стыд, который я видела в его лице. – Я уже упражнялся с шассерами. И они совсем не стеснялись мне говорить, насколько плохо у меня получается.
Мной овладел гнев – жаркий и всепоглощающий. Пусть даже шассеры многое дали Анселю, забрали они больше.