Четвертый кодекс

— Ну, начнем с того, что не я первый придумал такой литературный ход, — Евгений начал ответ, не додумав мысли, что хорошо было бы вставить в роман ход с колонизацией островов... испанцами, например. — Этот жанр... его можно, наверное, назвать «альтернативная история». Его придумал еще римский историк Тит Ливий, он описал вариант противостояния Римской империи и государства Александра Македонского. Я думаю, подобные идеи возникают на переломе эпох, когда в обществе ощущается некая неуверенность, хотя, на первый взгляд, все идет прекрасно... Но кое-кто невольно задается мыслью: «А что было бы, если...» Например, если бы майя и прочие цивилизации Атлантического континента замкнулись в себе? Если бы это не ацтланцы приплыли в Евразию, а наоборот — европейцы в Атлантиду?.. Как бы теперь выглядел мир? Вот так и родился мой роман.

— Придуманный вами мир пугает. Истребление людей Атлантиды, засилье христианства, жестокие государства, созданные на нашей земле европейцами... А вы описываете все это с явной симпатией. Вам настолько нравится этот ужасный мир?

А вот этот оратор — явно ацтланец, да еще и не местный, а из-за океана. Здесь, в Восточном Ацтлане, все-таки, они прилично перемешались с европейцами и африканцами, и это сразу видно. А в Великом Ацтлане еще сохранялся чисто атлантический тип, как на древних фресках — огромные, начинающиеся чуть ли не на лбу, носы, красноватая кожа, узкие глаза, коренастые фигуры...

Опрос был задан вызывающим тоном, для ацтланцев с их обычной вычурной вежливостью это звучало попросту по-хамски.

«Начинается», — подумал Евгений.

К этому он был готов. Даже можно сказать, специально для этого принял приглашение встретиться с читателями на Фортунах. Его роман вызвал умеренный интерес в Евразии, но вот в двух Ацтланах — да и в прочих странах обеих Атлантид, «Человек с кошкой» породил вспышку эмоций на национальном уровне. Причем, часть общества требовала вырвать у подлого европейского писаки сердце на теокалли, а другая, значительно меньшая, но весьма влиятельная, романом восторгалась. Литературное произведение вдруг вынесло наружу, казалось, уже отгоревшее ожесточение Большой войны.

Это, конечно, было плохо, но вот для продвижения романа — превосходно. Потому литагент Кромлеха и настаивала на его поездке в «стан врага». Для начала, хотя бы, в его форпост в Старом свете — Восточный Ацтлан. А Евгению и самому было интересно лично ощутить, как воспринимают труд его жизни вчерашние противники.

«Да и нынешние тоже», — мелькнула в нем мысль, которую следовало держать при себе.

— Читатель-цин, — с легким поклоном ответил он, и вежливая приставка в обращении выглядела изящным упреком, — мне кажется, я нигде в романе не написал, что мне нравится этот мир. Да это и невозможно — ведь повествование в нем ведется от лица человека, иного мира не знающего. Что до моего собственного отношения, то я считаю, что в том мире очень много ужасных проблем, которые не знает мир реальный. Например, там человечество поставлено на грань уничтожения в результате вероятной войны сверхдержав, обладающих оружием чудовищной силы. И страшных мировых войн в моей фантазии было две, а не одна, как в реальности... С другой стороны, конечно, и в нашей реальности существуют грустные явления, которых в том мире нет.

— Пусть так, — упрямо мотнул головой вступивший в дискуссию ацтланец. — Но, по мнению многих граждан Ацтлана, вы презираете мой народ!

— Неужели? — теперь довольно резко бросил Кромлех. — И из чего же это следует?

Да, это было именно то, о чем предупреждала литагент Диана: они пришлют клакеров, которые станут его провоцировать. Это надо было постараться выдержать — Кромлех мог быстро вспыхнуть и наговорить чего не надо. Впрочем, в руках он себя держать тоже умел и клятвенно обещал Ди умение это использовать.

Вообще-то, речь шла о «Чилам Балам» — Лига писцов выдвинула Кромлеха на получение этой самой престижной в мире литературной премии. В Великом Ацтлане лига пользовалась репутацией сборища вольнодумцев — однако весьма влиятельных. Многие из них были буддистами или даосами, другие демонстрировали свой атеизм, пара-тройка вообще исповедовала христианство. Поговаривали даже, что кто-то из членов лиги втайне финансирует юкатанских крусоб.

В общем, шансы получить «Чилам Балам» Кромлех имел — многие из жюри проголосуют за него только, чтобы позлить Теночтитлан. Но не сорваться бы сейчас...

Чтобы подавить закипающий гнев, Евгений потер пальцами вмятину на своей голове. Потом нащупал взглядом и выхватил из толпы в зале встревоженное лицо Моники. Слегка улыбнулся ей: «Все будет хорошо».

— Из того, — холодно произнес враждебный тип, — что вы отказываете нашим предкам в самостоятельном развитии цивилизации. В вашей книге они так и не смогли создать государства, равные по силе тем, что были в Европе, и легко были покорены христианами.

— Но ведь история действительно вполне бы могла повернуться так, что конгломерат городов майя не создал бы единое государство, — мягко ответил Евгений, уже взявший себя в руки. — И народы Мезоатлантиды не вышли бы в открытый океан. А значит, не получили бы из юго-восточной Азии новые технологии, в том числе и металлургические, домашних животных и все прочее. А значит, остались бы в каменном веке. И европейцы легко бы их завоевали... Вспомните, что большинство цивилизаций Афроевразии также возникали и развивались в результате культурной диффузии.

— Все это очень спорно! — бросил ацтланец.

— Но я писатель, — слегка пожал плечами Кромлех. — Я ведь имею право на собственную интерпретацию? Или нет?..

— Несомненно, — подключился ведущий встречи — приятного вида молодой человек, явно встревоженный накаляющейся обстановкой. — Но давайте расспросим нашего гостя еще о чем-нибудь.