— Ты разлюбил меня! — внезапно рассмеялась королева, подняв бескровное лицо. — Оставь уже притворство! Какая служба? Ты ненавидишь королеву и долину!
Адалин испытал странную, одуряющую тошноту и вздрогнул. Головокружение оказалось недолгим, будто прелагатая столкнули со стены во сне.
— Нет, — кратко бросил он, будто проснувшись.
— О, да, — бархатный, грудной смех на сей раз показался почти жестоким. Огромные глаза заблестели вешним ручейком, дробя свечную рыжину. В голосе звенела сталь, а рот кривился, но Равнсварт действительно заплакала. — Ты талантливо притворяешься, Адалин, умеешь быть полезным. Иногда я даже верю. Знаешь, что? — Фладэрик замер. Не напрасно. — Канцлер Двора давно нашёптывал про измену старшего Адалина, про странную любовь к бродяжничеству, самовольные отлучки, вольности, сомнительных друзей и странные беседы. Я сама не понимаю, почему прощаю это!
Айрин неожиданно проворно очутилась подле оцепеневшего, сощурившегося в предвкушении Упыря.
— Ведь я могу избрать любого, Адалин! — бросила она сердито. Вымученная улыбка теперь напоминала жутенький оскал. Фладэрик разглядел и горячечный румянец на нежных скулах, и треклятые слёзы в дивно блещущих глазах. А ещё — тоску. Палящую и цепкую, как ядовитый плющ. — Слышишь?! — Хрупкая Айрин неожиданно чувствительно толкнула прелагатая в грудь. — Любого! И куда более благодарного!
— Что останавливает прекраснейшую из королев? — Упырь едва разжимал сведённые внезапной судорогой челюсти. — Влюбленные — или притворяющиеся таковыми из страха перед шибеницей — быстро надоедают?
Равнсварт притопнула сердитым каблучком:
— Ужели Тэрглофф прав?! Ты всего лишь… — Бархатные щёки полыхали. — Ты просто презираешь хозяйку Розы, которой клялся служить! Которой присягал на верность и обещал любовь!
— Это невозможно, — Фладэрик покачнулся, прикрыл глаза. — Айрин, ты это знаешь.
— Знаю? Знаю ли? — Королева отвернулась и опустила голову. — Я скажу тебе, что я знаю, Фладэрик. — Разметавшиеся покровом по плечам, напоминавшие в мерцании свечи расплавленное золото волосы благоухали бергамотом. — У тебя ледяной взгляд! Глаза цвета янтаря и взгляд зимней бури! Ни отблеска эмоций. Ледяной яд Голоземья! — Бесподобная Айрин дрожала. Обескураженный прелагатай осторожно подступился, невольно хмурясь. — Что бы ты ни разыгрывал, в чём бы ни клялся, — королева стиснула ладони у груди, — ты… был другим! Ты себя помнишь?! Настоящего. Тот молодой гвардеец… он не стал вельможей. — Горький, преисполненный боли смешок ранил отравленным кинжалом. — Он стал прелагатаем. Отличным, это правда. Но и лишённым чувств. Точно деревянная кукла с намалёванной улыбкой. — Упырь и впрямь почувствовал себя шарнирным болванчиком, когда обнимал за плечи вздрогнувшую, но не отстранившуюся королеву. Девица Равнсварт лишь всхлипнула. — Ты будто одичал на большаках. И вовсе не стремишься в долину возвращаться, Розы избегаешь, а шутки твои…
— Айрин… — Благовония дурманили, как заговорённый дым. Адалин наклонился, почти коснувшись лицом золотой макушки. — Ты сама сказала, я всегда пренебрегал «ясновельможностью». Прости, что заставил усомниться. — Госпожа Каменной Розы доверчиво вздохнула и позволила обнять себя теснее. — Я люблю тебя. — Горло будто сдавили невидимые пальцы, но голос оставался вкрадчивым и ровным. Упырь прикрыл глаза: лучше бы это и впрямь были лишь слова, ширма, за которой так удобно хорониться. — С тех пор, как увидел на обряде клятвы… — Фладэрик бережно разнял стиснутые ладони королевы, поднёс к лицу, поочередно поцеловал холодные костяшки.
Зал украшали златотканые хоругви, гирлянды из цветов и лент, вымпелы с шипастой розой, коронованными воронами, гербами присягавших благородных. От блеска аксамитовых одежд и украшений в глазах рябило. Но великолепный двор поблек, когда вслед за магистром ритуалов в дверях явилась королева.
Пленительная Айрин, повелительница навий, синеглазая колдунья, чью красоту и беспощадность воспевали в сонетах и стихах, с тех пор ничуть не изменилась. И смотрела на прелагатая из-под опущенных ресниц всё с тем же манящим выражением, от которого захватывало дух.
Равнсварт заговорила очень тихо, шёлковым, ласкавшим слух голосом:
— А знаешь, я хорошо помню, как ты, ещё не представленный ко двору, впервые появился в замке.
Упырь удивлённо усмехнулся. Запах лилии, что источали пальцы королевы, сделался насыщеннее.
— Ты не знаешь… — Нежная улыбка превращала шёпот в заклинание. Адалин пожал плечами, почти пьянея. — Я тебе никогда не говорила, как увидала в казармах Стяга приведённого старшими дружками студиозуса, нахального не по годам. Но памяти тот день остался, будто вчера было. — Айрин невесомо прижималась к Упырю. — Черноволосый, светлоглазый. Ты дрался с кем-то из гвардейцев. — Фладэрик того не помнил. И потому лишь потянул плечами. — В запале поединка вы не заметили всеобщего оцепенения. Ты и твой дружок. Тогда Стягом командовал Ксавер Ордэгел, страшный, что Исчадие Бездн на службе у Тёмного Князя. Вёл меня под ручку по галерее. — Адалин припомнил старого вояку и прикусил губу. Он почти понял, о каком поединке говорила королева. — Как увидел это сборище, он аж остолбенел, — Айрин усмехнулась, рассеянно погладив ледяные, огрубевшие от верховой езды ладони прелагатая. — Я наблюдала поединок молча и ушла, так ничего не приказав. Забавно, перепуганные солдаты не рискнули даже пискнуть. Таращились истуканами. Всех присутствующих, не исключая старого Ксавера, следовало наказать. А юноше, самовольно покинувшему Стударм до срока, ещё и с солдатнёй путавшемуся, отказать в Присяге на год.
Адалин наморщил лоб. С гвардейцами он «путался» исправно. Тогдашний Стяг любил поединки. И драк в ту пору случалось много.
Равнсварт кивнула в ответ на собственные воспоминания:
ebooksa