Самозванка. Кромешник

22
18
20
22
24
26
28
30

Дурацкие шуточки Сполоха отличались записным сумасбродством. Но развлекали. Ведь чопорная, обледеневшая в фанаберии Роза исправно наполняла сердце тягостной тоской.

Так что к брату старший Адалин вышел в самом благодушном настроении. Радэрик уже успел навернуть кружок по замку и принарядиться в новенькое, ещё более изощрённое платье, что отрока превращало в кружевное исчадие дамских грёз, осиянное изобильными мандрагоровыми эликсирами. А ещё младший приволок с собой какой-то свиток и, поджидая заспавшуюся родню на сундуке, уткнулся в оный носом. Основные подозрения вызывала вопиющая романтичность писанины, явно не случайно образовавшаяся при активном участии свечки, розовой воды и, возможно, наговоров. Все паскудные приметы любовной эпистолы сходились. Даже ленточка присутствовала.

— Здравствуй, Радэрик, — едва дрогнул углами рта Упырь и подошёл к окну. Тяжёлые рамы, подёрнутые изморосью, источали лютый хлад. Старший Адалин тронул заиндевелое стекло: весна весной, а в долине ночами подмораживало. Нет, до Остры-Зари79 поблажек ждать не приходилось. Как бы погода хвостом ни крутила, а студёные сквозняки пригоняли с Лунного Кряжа и из Сизоледья за горами потустороннюю стынь.

— Здравствуй! — серебряным колокольцем отозвался отрок, проворно свернул свиток и подобрался для броска наперерез.

Фладэрик предусмотрительно обернулся, но младший кидаться на шею брату, видимо, раздумал: удручённо склонил набок отороченную блестящими кудрями голову. — Ты что, не менял… э-э-э… наряд?

«Наряд» облачение напоминало в последнюю очередь. Упырь удивлённо покосился вниз:

— Это свежая рубашка, — от неожиданности пояснил он.

Радэрик округлил и без того огромные глазищи:

— Но туника! И твой кафтан!

Кафтан так и валялся б на полу, кабы не рачительность неслышного и незаметного Норбера, перенёсшего его в хозяйскую опочивальню, где старший Адалин, стряхнув приставшую солому, по пробуждении вновь натянул расшитую беду.

— А… что с ними должно было случиться? — уточнил Фладэрик и злорадно вообразил варианты. Получалось презанятно: не то Айрин погрызла, не то Советник из мести оплевал. — Оставь, Радэрик. Что это за свиток?

— О! — проворно вспыхнул отрок. — Это… поэма!

— Потрясающе, — прохладно оценил Адалин и отошёл к камину.

В поленнице поджидали своего часа опрятные, дымчато-золотистые дубовые чурбачки. Упырь присел на корточки, выбрал парочку и покосился на притихшую юность, усердно полыхавшую ушами за его спиной. Растопкой в покоях обыкновенно занимался Готгард, ещё один принаряженный домашним челядинцем ратник из отцовской дружины, но Фладэрик за годы обитания в Алой Башне отвадил упырей являться в комнаты без спросу. Но присутствие младшего господина внесло некоторые коррективы: призванные челядники исполнительно приволокли снедь на подносах, окропили чем-то поленницу и, язва их забери, насовали по углам какие-то вонючие охапки. Упырь мысленно закатил глаза, но смолчал.

— Босого? — подозрительно подбодрил старший Адалин и движением пальцев затеплил ароматные дрова.

Радэрик с сомнением пожал плечами:

— Нет. Кого-то из Замка.

Упырь насмешливо скривился.

— Восхитительно. Ужель ещё писать не разучились? Тем паче, связно. — Младший тактично промолчал и столь же деликатно, вопросительно улыбнулся мрачной шутке. — Радэрик, зачем тебе эта дичь?

— Не знаю, — виновато пожал плечами отрок. — Нашёл утром у себя в вещах.