Другая история

22
18
20
22
24
26
28
30

— Привет ещё раз, — у меня противно пересохло в горле. Чёрт, я что, до такой степени волнуюсь? — Соболезную.

Тим механически кивнул: — Спасибо. Я заказал поминки в кафе, сейчас мы туда. Присоединишься?

Я отрицательно дёрнул подбородком: — Спасибо, но нет. Я всё-таки не был знаком с покойной, и мест, думаю, заказано под расчёт. Не хочу тебя обременять лишней суетой.

— Ты не обременишь, но раз нет, то нет, — Тим ещё глубже затолкал руки в карманы куртки.

— Может, пойдём? — мягко повторил я предложение старушки в пальто. — Гости ведь тебя ждут, да?

— Да, там автобус… — Тим замолчал на полуслове. Как от приступа острой боли зажмурился, прикусив щеку.

— Эй, чего ты? — встревоженно шагнул я к нему и замер, примороженный к месту отчаянным, страдающим, живым — и, дьявол меня раздери, таким знакомым! — серо-зелёным взглядом.

— Всё хорошо, — ровные интонации совсем не вязались со стрелками намокших ресниц. — Всё нормально, просто, понимаешь, я с шести лет не плакал. Совсем забыл, как это бывает.

Наверное, надо было что-то сказать или сделать, только я совершенно растерялся. Раньше я видел плачущего мужчину один-единственный раз: много лет назад, когда умер наш старый овчар Граф. Отец сам хоронил его, а после долго сидел на крыльце дома, курил одну самокрутку за другой и беззвучно оплакивал верного друга. Я хорошо запомнил липкий страх от первого столкновения с неизбежностью смерти и то, как хотел подойти к отцу, однако мама меня не пустила: чтобы не мешал в горе. Может, и теперь стоило просто отойти в сторону?

— Извини, — Тим отвернулся на пол-оборота и прикрыл глаза ладонью. — Сейчас… отпустит.

Тогда я подошёл совсем близко и раскрыл над ним свой зонт. Малость, конечно, только что ещё я мог сделать?

По куполу зонта успокаивающе шуршали льдинки. Я смотрел на вздрагивающие плечи Тима и всё не решался их коснуться. Если бы не треклятый сон, если бы это был кто угодно другой… Я протянул руку, но тут же отдёрнул, потому что Тим наконец убрал ладонь от лица. Слепо зашарил по карманам, достал носовой платок, высморкался. Развернулся ко мне и, не глядя в лицо, глухо повторил: — Извини.

— Да за что? — почти возмутился я. — Что зазорного в слезах на кладбище?

Тим кривовато усмехнулся: — Верно, ничего зазорного. Пойдём к автобусу, я и так чересчур всех задержал.

Мы шли под одним зонтом, то и дело задевая друг друга рукавами, только мне на это, по большому счёту, было плевать.

— Тим, у тебя ещё есть родственники?

— Вообще, да: где-то под Новосибирском осталась родня с отцовской стороны. А в частности… — Тим замолчал.

— Родители давно ушли? — я чувствовал, что лезу категорически не в своё дело, однако Тим ответил спокойно и просто: — Давно. Двадцать пять лет назад. Автокатастрофа.

— Так тебя тётя воспитывала?

— Да.