– Н-да… Зато теперь могу подолгу сидеть перед монитором и разглядывать фотографии всяких психов. Тоже неплохо. Если б не тот случай, я бы даже не узнала, что я суперраспознаватель.
– И мы сейчас не сидели бы тут, как две комиссарши, и не ломали бы голову над тем, почему преступник звонил Виоле с номера Ким Ландау.
– Это точно, – Ребекка улыбнулась. – Ну а как ты считаешь? Почему?
– Или он глупее, чем мы о нем думаем, или специально навел нас на этот след.
– А зачем?
– Полагаю, тут возможны два объяснения. Первое. – Карина подняла указательный палец левой руки. – Он направляет нас по пути, который ведет в никуда. И второе. – Она отогнула средний палец. – Ему хочется славы. Мы должны увидеть его, так сказать, достижения. Кто знает, может, Ким Ландау не первая его жертва… Может, он одновременно держит в своем подвале сразу нескольких женщин, и никто ничего не знает об этом. Ему обидно. Надо поискать в федеральных базах данных аналогичные незакрытые дела об исчезновении людей.
Ребекка почувствовала, как кровь прилила к голове.
Аналогичные дела!
Как она могла забыть?!
Йенс позвонил Герлинде Ландау и условился с ней о встрече. Она говорила очень сдержанно, без всякого выражения – вероятно, крепилась, чтобы не заплакать. Или приняла какие-то таблетки.
Конный двор Ландау находился за лесом. С деревней его соединяла узкая асфальтированная дорога – не прямая, а с двумя мягкими изгибами, благодаря которым он до последнего не показывался из-за деревьев. Только заметив дорогие фонари на основаниях из натурального камня, Йенс понял, что почти приехал. U-образный комплекс фахверковых построек был окружен дубово-буковой рощей. Конюшни, примыкающие справа и слева к традиционному нижнесаксонскому дому, были, видимо, построены недавно. Лошади, выглядывая из своих стойл, наблюдали прибытие Йенса. Он поставил свою Красную Леди на засыпанную щебнем площадку рядом с другими припаркованными машинами, вышел и направился к зданию, где жили хозяева. Обернувшись, отметил, что его ярко-красный пикап смотрится здесь гораздо органичней, чем в городе.
Через открытые двери конюшен Йенс видел, как молоденькие девушки убирают навоз. С другой стороны, за стойлами, разъезжал современный трактор, выгружая из прицепа квадратные тюки сена. По периметру круглого песчаного манежа бегал конь, а женщина в одежде для верховой езды стояла в центре и подгоняла его. Йенс вообще-то не разбирался в лошадях, но здешние выглядели впечатляюще. Такие крупные, мускулистые, грациозные животные наверняка стоили бешеных денег.
Прежде чем Йенс успел подойти к центральному зданию, расписная деревянная дверь открылась и хозяйка вышла ему навстречу. Ростом она была примерно метр восемьдесят, худая как палка, с длинными светлыми волосами, в узких джинсах, кожаных сапогах и клетчатой блузке. Они встретились на полпути и поздоровались. Вблизи Йенс рассмотрел веснушки на ее носу и щеках. Глаза были покрасневшие, взгляд отрешенный.
– Я всего этого не понимаю… – сказала Герлинда Ландау и посмотрела на Йенса так, будто ждала от него каких-то объяснений.
– Мне жаль, что приходится вас беспокоить, – уклончиво начал он.
– Нет-нет, это ничего. Ведь дело касается моей Ким…
Хозяйка пригласила его в дом. Они вошли в просторную гостиную с большим камином из природного камня и стенами, расчерченными массивными балками фахверка. Герлинда Ландау предложила посетителю табурет у лакированной барной стойки орехового дерева, а сама осталась стоять.
– Я ни секунды не могу сидеть на месте, – пояснила она, ломая руки.
– Мне очень жаль, что вам и вашей дочери пришлось испытать такое, фрау Ландау, – произнес Йенс, понимая, как формально это звучит. Уже во второй раз за несколько дней ему приходилось быть кем-то вроде вестника смерти, и он ненавидел того, кто навязал ему эту роль.
Герлинда Ландау моргнула и посмотрела на Йенса так, будто видела его в первый раз.