— Я больше не считаю тебя придурком.
Озорство исчезает из его темных, как ночь, глаз. Его затуманенный, наполненный похотью взгляд опускается на мой рот.
— Я не могу перестать думать о тебе.
Мое сопротивление тает, как мягкое масло в горячей кастрюле.
— Я тоже думаю о тебе.
Мышцы на его руках напрягаются, когда он сжимает бортики ванны.
— Я все время хочу быть рядом с тобой. А когда я рядом, то этого недостаточно, и мне хочется большего.
Мы наклоняемся друг к другу, но не касаемся, лишь дышим одним воздухом.
Мейкон слегка приоткрывает губы. Облизывает их, затем встречается со мной взглядом.
— Я больше не могу притворяться.
Мне хочется положить голову ему на плечо, залезть к нему в ванну, в одежде и всем остальном, и прижать его к себе. Это пугает меня до чертиков.
— И я, — соглашаюсь я. — Мы не можем вернуться к тому, что было раньше.
Мейкон шевелится, отчего вода колышется, но не прикасается ко мне. Его ресницы напоминают колючие веера, а кожа, кажется, светится бронзой в приглушенном освещении ванны.
— Я знаю, ты считаешь, что мне все дается легко, Делайла. На первый взгляд это правда. Но, когда речь заходит о том, что тут, — он прижимает кулак к центру груди, — я чертовски потерян. Я понятия не имею, что такое нормальные отношения, у моих родителей их точно не было.
Мейкон проводит рукой по своему мокрому лицу, а затем смотрит в окно на ночное, черное, как бархат, небо. Его рот напряжен. Когда он наконец переводит взгляд на меня, выражение его лица напряженное, отчаяние омрачает его глаза.
— Когда я нахожусь на съемках, то трачу на них часы, дни, месяцы. Я изолируюсь и забываю об общении с людьми. Черт, в половине случаев из-за этого у меня в голове возникает путаница, и я начинаю вести себя как персонаж, которого играю.
Я киваю, потому что понятия не имею, что сказать. Мейкон снова трет лицо, вода плещется от его движения.
— Иногда бывает чертовски одиноко. Но я привык быть один.
От этих слов становится больно.
Мейкон пристально смотрит мне в глаза, словно хочет, чтобы я поняла его.