Скажи

Интересно, а она уже прискакала сюда? Уже готова была работать не покладая рук? Вопрос повис в голове всего на мгновение. Ровно до тех пор, как взгляд не наткнулся на знакомое светло-серое пальто, что висело прямо рядом с его плечом.

Вот, значит, как. Она уже где-то бегала, вся утянутая делами и обязанностями. Вероятнее всего, пришла одна из первых, в чём Егор ни на секунду не сомневался. Странно, что он не заметил её у главной лестницы. Хотя, возможно, она ходила где-то по школе, поэтому он не увидел.

Будет ещё возможность, не переживай.

В области груди неприятно кольнуло, и он сжал челюсти почти до боли. Последний разговор, произошедший неделю назад, – коту под хвост. В большинстве своём, по его вине. Да, он поизмывался над ней в тот раз. Да, сделал неприятную вещь и потом готов был врезаться головой в ближайшую стенку при одном лишь воспоминании стоящих слёз в её распахнутых, полных продирающей дикой тоски глазах.

Но если бы они так и остались стоять, утопая во взглядах друг друга, так глубоко, что чуть не разрывалась грудная клетка от такого напора чувств и ощущений, Егор мог поклясться – он бы уже был не в силах контролировать себя. Он бы схватил её, прижал к себе и никуда больше не отпустил. Стёр со щёк влагу дождя и следы потёкшей косметики. И не дал бы ни одной солёной капле скатиться с этих прекрасных распахнутых голубых глаз.

А если бы она снова не позволила ему этого, если бы снова оттолкнула – он бы умер прямо там. Прямо перед ней.

Это «если бы» затягивало все его нервные окончания в тугие небрежные узлы, отчего хотелось содрать с себя шкуру, чтобы прекратить чувствовать, как под ней что-то скребётся. Растёт, воет, ворочается.

Он прекрасно понимал, что повёл себя как последняя сволочь тогда, однако иначе не смог.

А ты пытался?

Раздражение разорвалось салютом где-то в глотке, и настроение, отвлечённое до этого беседой с одноклассниками, снова ухнуло к самому дну.

Они не разговаривали больше. Ни одного жалкого разочка. И это злило настолько, насколько могло злить. Всю неделю она была суперзанята подготовкой к предстоящему празднику, дополняя себя ещё и обязанностями ведущей на готовящемся школьном концерте. Егор узнал совершенно случайно – Киричук мимоходом упомянул об этом в разговоре, наверное, даже и не заметив, а Рембез довольно усмехнулся, переваривая услышанную информацию.

Она была в достаточно приятном расположении духа, если не считать понедельник – тогда девушка пришла угрюмая. Егору даже показалось, что глаза были немного опухшими, но… пусть просто показалось. В них читалась отчаянно-жуткая усталость, казалось, утягивающая с собой любого, кто её в этих голубых глазах заметит.

Он не хотел думать о том, что, возможно, сделал ей больно своей выходкой. До жути не хотел, но не думать просто не получалось. Мысли то и дело циклично возвращались к прошлой пятнице, и было совсем неважно, где и когда находился молодой человек. Чем он был занят, какое время показывали часы. Он размышлял об этом сутками напролёт, и всё всегда сводилось к одной единственной мысли: какой же он кретин.

Находиться с девчонкой в конфликте до скрежета зубов не хотелось. Хотелось зарываться пальцами в её волосы, пропуская идеально ровные пряди. Хотелось спорить с ней обо всём подряд, чтобы в очередной раз увидеть заинтересованный и шальной блеск в прекрасных глазах. Хотелось целовать её, чёрт возьми. Глубоко и влажно. Очень хотелось.

Но не смотреть на девушку тайком, когда она этого не видела, очерчивая каждую деталь девичьего лица и тела. Не утыкаться в тяжёлый взгляд своим, находя в нём то ли ответную злость, то ли капитально заевшее раздражение.

Егор прекрасно понимал ещё и то, что они оба вели себя глупо и по-детски. Нет бы – поговорить и всё выяснить окончательно. Надо играть в ненависть и вселенскую обиду. Ещё и учитывая, что она первая начала всё это.

Рембез тяжело вздохнул. Он настолько углубился в собственные мысли, что и не заметил, как его реплика вызвала одобрение у парней, находившихся сейчас в небольшом светлом помещении. Одноклассники продолжили беседу в такой же возбуждённо-весёлой манере, но обрывки фраз долетали до Егора с трудом, словно сквозь вату в ушах. Взгляд, зацепившийся за плотную материю Марининого пальто, не сдвигался с места ровно до тех пор, пока недовольный женский голос, отличительно вклинившийся в массу других, не заставил всех замолчать.

– Ну, вот что ты делаешь, а? Если ноги не держат, сядь на лавку, а не висни на двери. Сломаешь ведь, и твоим родителям потом платить придётся!

Егор, не поворачивая головы, перевёл взгляд на Гарипова, который тут же отцепился от железной дверцы, сделав пару шагов назад. В проёме, рядом с осаждённым парнем, появилась низкая полноватая женщина с короткими рыжими волосами, местами тронутыми сединой. Она недовольно взирала на Мишу, лицо которого тут же приобрело виноватый вид, и он опустил глаза. Шире раскрыла дверцу и, окинув всех собравшихся долгим недоверчивым взглядом, скрылась из виду.

В гардеробе на несколько мгновений повисла напряжённая тишина, а затем резко оборвалась взорвавшимся хохотом. Даже Гарипов, виновато вглядывающийся до этого в изрезанный кафельной плиткой пол, схватился за живот, подходя к проёму и облокачиваясь о стену плечом, заливаясь смехом.