Скажи

– Всё, что можешь, – кидаться пустыми оскорблениями и смотреть на людей, как на говно, хотя говно здесь только ты, – голос охрип. Марина чувствовала сухость в нём и едва не давилась ею, искренне наслаждаясь всем негативом, отразившимся на лице Гордеева.

Она уже не чувствовала своих рук и боли в плечах, то ли привыкнув, то ли позволив адреналину вскружить ей голову. Как это называется? То, что сейчас происходило с ней. Когда надо бежать, молчать и игнорировать, а она провоцирует, рвётся и почти кричит.

И уже не боится. Почти радуется, ведь Артур щурит глаза, а предостережение, которое плещется в этих глазах, голое, чистое, почти что вопящее, не отзывается в ней должным ужасом. Всё это – нет.

Но его слова.

– Его здесь нет. Сейчас ничто не помешает мне преподать тебе урок, Гейден.

И вот он – крошечный мотылёк страха. Затрепетался в груди, лихорадочно маша лёгкими крыльями, бился о рёбра, и каждый удар – молнией по всем внутренностям.

Дошло, наконец-то. Ты одна, тебе никто не поможет.

– Убери руки! – Марина услышала в собственном голосе звонкую истерику. Панику. Она бессмысленно хваталась пальцами за его запястья, скользя влажными ладонями по его предплечьям. Только вот его хватка была сильнее её попыток избежать обжигающих прикосновений.

Он вдруг опасно начал приближаться к ней, и она перестала дышать, наблюдая за дикими глазами перед своим лицом. Когда между ними осталось с десяток сантиметров – не больше, – он, наконец, остановился, и его губы искривились в тошнотворно-гадкой ухмылке.

– Заставь меня.

Гейден не могла заставить. Однако заставило другое.

Звук открывающейся двери буквально откинул от Марины Гордеева, и она тут же наполнила лёгкие кислородом, оглядываясь в поисках своего спасителя.

В кабинет заглянула девчушка класса седьмого, пушистые каштановые волосы которой обхватила белая ленточка, позволив волнистым прядям улечься на одно плечо. Большие тёмные глаза распахнулись ещё шире, стоило ей увидеть молодых людей и девушку.

– Ой, а Алёны Дмитриевны нет? – спросила она весёлым звонким голоском, посмотрев на Марину.

Слава богу, она не видела, что сейчас творилось с Мариной. И не замечала этого лютого, почти болезненного напряжения в воздухе. Из-за него дышать было сложно.

– Нет, – ответила Гейден, качая головой, и, убрав локон, упавший к скуле, ринулась к двери, обходя ученицу и покидая злополучный кабинет.

Игнорируя взгляды парней, прожигающие её спину насквозь.

Плечи снова заныли, обретая былую чувствительность, и Марина закусила губу, смаргивая слёзы, так и норовившие скатиться с уже ставших влажными ресниц.

Коридоры пустовали – уже начался урок.

Отойдя от организаторской к лестницам, девушка тяжело вздохнула, прислоняясь спиной к неровной поверхности стены, ощущая позвонками шероховатость штукатурки. Чувствуя, как боль размыкала свои оковы, и плеч внезапным успокоением касался прохладный воздух.