Скажи

22
18
20
22
24
26
28
30

Увлечённая донельзя.

Егор уже даже не пытался вслушиваться в лекцию. Все фразы доносились глухо, слабо, так, словно вылетали из головы уже через секунду после того, как попадали туда. Он всё не мог сконцентрироваться на теме, успел напрочь забыть, о чём вообще им сегодня рассказывали. И всё это было только по вине рядом сидящей девушки, отвлекающей его одним своим присутствием.

Тем, что сидела так близко. Вздыхала так шумно. Отвлекал даже звук, с которым её ручка скрипела по бумаге. А ещё её локоть постоянно норовил коснуться его, но в самую последнюю секунду она убирала руку, будто назло. Будто дразня.

Мысли то и дело возвращались к ощущению её тонкой руки в собственных пальцах. Так, как сегодня утром, перед занятиями. Так, как всегда до этого. Её нос, уткнувшийся ему в грудь. Голубые глаза, всматривающиеся, вглядывающиеся, поглощающие с головой. Чувствовать девушку так близко было поистине прекрасно, пусть это и получилось совсем случайно.

Но было ещё кое-что. Кое-что, что не могло носить пометку «случайно».

То, что произошло в минувшую пятницу. Червячок размышлений всё рвался в эти воспоминания. В крошечное помещение тёмной гардеробной. К нежно зарывшимся в его волосы тонким пальцам, сладким влажным звукам затянувшегося поцелуя. К сбитому дыханию, заходящемуся в бешеном ритме сердцу, беспорядочно мечущимся мыслям.

И дыхание сбивалось опять. Просто от картинок в голове. От того, что кожа помнила все её прикосновения. И ощущение её губ слишком легко воскрешалось в памяти.

Егор думал о том, что случилось, весь уикенд. Всю пятницу и весь уикенд. Когда он вышел из школы, сердце всё ещё гулко лупило по рёбрам. Голова была ватной, а ноги – тяжёлыми настолько, что он едва передвигал ими. Шёл, погрузившись в дебри собственных запутанных мыслей. Сунув руки в карманы пальто, игнорируя брызги моросящего дождя, который настиг его где-то на полпути.

Ещё в начале пятницы он понял, что им срочно надо поговорить. Когда они встретились глазами, когда почувствовал маленькую ладонь на своей спине, пока прожигал Гордеева убийственным взглядом. Когда он, наконец, убедился в том, что небезразличен ей. И так, как было у них весь сентябрь, больше продолжаться не могло.

Этот поцелуй только подтвердил его мысли. Да, она сбежала практически моментально, да, держалась так холодно, будто между ними вовсе ничего не произошло. Но, чёрт, просто потому что это была она. Такая.

И ничего с этим не поделаешь.

Они оба прекрасно понимали, что погрязли в этом уже с головой. Куда теперь бежать? От кого? Друг от друга или же от себя? От себя не сбежишь. И от него Марине тоже не уйти.

Хотя в последнее время Рембез действительно подумывал о том, чтобы выловить её в каком-нибудь безлюдном местечке, где она от него точно никуда не сможет улизнуть, и устроить допрос с пристрастием на тему их отношений. Взаимоотношений, вечно исправлял он сам себя. Ведь отношений ещё никаких не было. А может, и не будет. Может, она его выведет из себя окончательно, и он возьмёт да задушит её на месте.

Или скорее задушится сам.

Вот же…

– Чёрт возьми, – недовольное шипение извне прервало густой поток мыслей, и Егор повернул голову к своей соседке, отвлечённо покусывая верхнюю губу.

Тут же насмешливо поднимая брови. Увиденная картина позабавила, и юноша едва сдержал рвущуюся улыбку, поджимая губы.

Маркер, которым Гейден выделяла некоторые фрагменты в своём конспекте, умудрился потечь и испачкать ярким неаккуратным синим пятном несколько тетрадных листов подряд. Однако даже не столько это стало причиной недовольства Марины. Одна из вечно соскакивающих с девичьего худого плеча прядок угодила прямо в эту влажную кляксу, и русые концы теперь окрасились яркой краской бирюзового оттенка.

Всплески негатива, волнами исходящие от Гейден, наверное чувствовались бы даже за километр. Егор же, сидя к ней так близко, ощущал их очень отчётливо. Голубые глаза метались с окрашенной пряди на испорченную тетрадь и обратно, оценивая, какой ущерб был значительнее. А Егор неосознанно подумал о том, что теперь концы этого локона прекрасно гармонировали с цветом её сердитых радужек.

И как она только умудрилась?