То, которое появилось в моей груди, я сгладить вряд ли смогу.
— В семь.
— Тебе уже скоро надо выходить.
— Да. Допью чай и пойду.
— Я с тобой, — вдруг произнес Саша, и я удивленно уставилась на него, чувствуя, как все шире раскрываются мои глаза.
«Как это, со мной?» — испугалась я. А вслух спросила:
— Куда?
— Нам вроде как в одну сторону. Вы же встречаетесь на площади? — спросил он спокойно, однако глумливые искорки из его глаз никуда не делись.
— Да, там.
— Ну вот и мне туда. Провожу тебя и пойду дальше по своим делам.
Почему он решил, что мне нужна его компания, я так и не поняла, но не стала спорить. Лишь пожала плечами. Может быть, нам удастся еще раз нормально побеседовать.
Мы ведь разговаривали, пока я готовила чай. Пусть этот разговор и длился не больше двух минут, но он был.
В конце концов, мы ведь, наверное, не увидимся больше никогда.
Странный комок вдруг поднялся к горлу, и я поджала губы. Нет. Я не признаю, что сожалею, что больше не смогу увидеть Воскресенского.
И эти мысли совершенно лишние сейчас. Я невольно нахмурилась, краем уха ловя обрывки фраз — мама снова разговорилась с Сашей. А спустя некоторое время он наконец поднялся с дивана, оставив после себя пустую кружку.
— Что ж, спасибо вам большое! И за чай, и за душевный разговор.
Я не раздумывая поднялась следом, собрала посуду, отнесла ее к раковине и сполоснула кружки, вслушиваясь в звуки за спиной. Стул проехался ножками по полу — мама встала со своего места; следом раздался ее мягкий голос:
— Тебе спасибо за помощь, Саша.
— Да что вы, пустяки. Мне было нетрудно.
Надо же, какой вежливый.