– Вспомни, не бродил ли рядом с тобой какой-нибудь излишне любопытный паук? Может быть, он казался странно дружелюбным или наоборот? А потом пропал так, словно его и не было? – предположил Джерхан.
А меня вдруг осенило:
– Да! Был такой паук! Я с ним и провалилась в пещеры, – поспешно заговорила, вспоминая день, когда искала сокровища, а затем упала в скрытую нору. – Он меня напугал, а затем пропал. Зато через некоторое время я заметила на ноге браслет.
Джерхан улыбнулся и кивнул.
– Вот и ответ. Поздравляю.
– Значит, этот браслет снова может стать живым ядовитым пауком? – осторожно спросила я, не зная, что и думать. Бояться или, наоборот, радоваться. Все же неизвестно, что там у этого паука на уме.
– Может, конечно, – ответил мужчина. – Но хельсархи не такие общительные, как хельшахи. Они вообще не слишком разговорчивы, никто не знает, почему они выбирают того или иного человека, чтобы его сопровождать. И, говорят, могут годами не проявлять свой разум, оставаясь лишь украшением. И все же это считается большой удачей. В Стеклянном каньоне есть легенда, что счастливчиков, снискавших доверие хельсархов, благословила Красная мать и они никогда не будут знать бед и потерь.
– Красная мать… это та богиня, которая… – голос резко осип.
Я хотела сказать: «Та, которая сделала тебя наполовину монстром». Но почему-то сил договорить не хватило.
– Да, – ответил тихо Джерхан, несмотря ни на что поняв, о чем я говорю.
Он больше ничего не сказал, но я почувствовала, как каждая мышца в его теле напряглась.
Это напряжение передалось и мне. Но я должна была узнать остальную правду и потому глубоко вздохнула, набираясь смелости.
– Так ты действительно был мираем? И очутился здесь, хотя раньше жил на поверхности? – выпалила я на одном дыхании, решив взять быка за рога.
Ничего, пускай минуты странного, безумно приятного купания останутся в прошлом и я разозлю своего собеседника, но главное – узнать, что к чему.
Я ждала правду.
Джерхан медленно повернулся ко мне, обхватив одно колено раскаленной ладонью, скрыв его полностью под длинными красивыми пальцами. И взглянул мне в глаза.
Его зеленые радужки были темными, почти черными. В них больше не блестело изумрудного золота.
– Да, был. И да, я жил на поверхности. Но сейчас моя вторая ипостась – паучьи ноги хекшаррахния. И мирайский хвост исчез навсегда.
– Но… – слова застряли на кончике языка, столько скрытого и невысказанного плескалось в глазах цвета ночной зелени.
Эти глаза будто резали меня. Как и небрежно, почти с вызовом брошенные фразы.