Я сжала губы и раздраженно выдохнула, злясь на саму себя за странное и совершенно ничем не объяснимое поведение.
Это все местные грибочки, как пить дать! Делают из девушек развратных хищниц, а те и рады.
Я коснулась рукой платья, стараясь успокоиться. На ощупь ткань снова напоминала те самые колдовские волокна паутины, которые могли быть одновременно нежными, как облако, и прочными, как металл. На этот раз платье-халат было фиалково-голубым, и мне стало позарез необходимо посмотреть, как я в нем выгляжу.
Заозиравшись по сторонам в поисках зеркала, я, к сожалению, ничего похожего не обнаружила. Зато из соседней комнаты вдруг донеслось:
– Зеркало справа от тебя. Нажми на брюшко каменного паука.
Я быстро повернула голову в проход, но Джерхана там не было.
Открыла было рот и тут же закрыла, так ничего и не сказав, и направилась в указанном направлении. Зато теперь на губы сама собой прилипла дурацкая улыбка, которую не удавалось убрать, как я ни старалась.
Я все же нашла чуть в стороне возле стены того самого каменного паука, о котором говорил Джерхан. Это было крупное изваяние примерно в половину человеческого роста, круглое и, как водится, с восемью аккуратными лапками, удерживающими вещицу на полу. Само брюшко же напоминало столешницу, сделанную из дымчатого раух-топаза или чего-то очень похожего. Поэтому я и не сразу сообразила, что паук может быть зеркалом.
Подойдя ближе, сперва долго выискивала на «брюшке» какую-нибудь кнопку, и только потом до меня дошло попробовать просто надавить на всю поверхность.
Получилось!
Брюшко неожиданно пришло в движение, а лапки зашевелились. Передние накренились, словно паук готовился к прыжку, а задние, наоборот, вытянулись в вертикальные иглы. Таким образом таинственный столик приобрел стойку, как у зеркала. Но раух-топазовая поверхность все еще не показывала отражение.
Тогда я толкнула брюшко снова, и вдруг оно перевернулось! А из глубины идеально ровной поверхности на меня взглянула я сама.
Было приятно впервые за последние дни посмотреть на себя спокойно, без спешки и утайки. Разглядеть знакомые черты лица, в которых, кажется, неуловимо что-то изменилось. Рассмотреть, как сидит на мне дивный шаррвальский наряд без рукавов.
А еще – заметить, что в отсутствии солнца, в окружении каменных стен, освещаемых лишь дрожащим пламенем камина, я стала ужасно напоминать одну из местных жительниц каньона.
У меня всегда были светлые волосы, серовато-русые, но сейчас казалось, будто с них смывалась «пыль». Пряди вдруг начали приобретать дурацкий голубоватый оттенок, как у Лориавель и царицы Фелидархат.
Может, это от местного воздуха происходило? Какая-нибудь химия витала в пещерах и прилипала к волосам?..
Впрочем, если припомнить, у служанки Мириаль волосы хоть и были светлыми, но голубым не отливали.
Изменения мне не нравились. Оставалось радоваться только тому, что кожа все еще была смуглой, излюбленной жарким солнцем Шейсары. Я отличалась от шаррвалек хотя бы этим.
При этом мои глаза, насыщенные и яркие, немного напоминающие морскую волну, прежде не казались похожими на небесно-шаррвальские. Но теперь и этот факт вызывал сомнения. Радужки не были чисто зелеными, как у Джерхана, но не были и чисто-голубыми, как у Лориавель.