Война волка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ульфхеднар, – сказал я. – Нет, эти воины не были обезумевшими, хотя, как ты правильно заметил, яростно стремились в схватку.

* * *

Люди Скёлля пусть и не одурманили себя беленой, все равно шли как волки, с хищным воем. Не успев опомниться, я потерял восьмерых. Я до сих пор виню себя в их гибели. Если ты предводитель, то твой успех – это успех твоей дружины. Но неудача – только твоя. То есть моя.

Помню, как враги неслись на нас с разверстыми ртами, закинув на бок щиты, чтобы не мешали колоть копьем или мечом. Сердик, огромный и преданный, но неизменно неуклюжий, полег первым. Он почти уже добрался до Берга и повернулся в удивлении, но не успел даже отпрянуть, и копье норманна пробило его насквозь – настолько силен был удар. Кольчуга вздулась на спине у Сердика бугром, потом наконечник вышел наружу, а второй норманн рубанул гиганта мечом по лицу, и кровь обагрила серое утро.

Враги торжествующе вопили. Позади у Сердика находился Вульфмэр, еще один сакс. Он был из числа воинов моего кузена, принесших присягу мне, и я видел, как он тоже умер. Ему удалось вскинуть копье, нацелить и даже двинуться навстречу набегающей на нас толпе, но удар копья в щит отбросил его. Он наполовину развернулся, ткнул своим оружием; меч норманна отбил древко, а другой северянин обрушил секиру на череп Вульфмэра и расколол его, словно полено.

Я, выхватив Вздох Змея, бросился вперед, но Финан врезался в меня справа, остановив.

– Ко мне! Ко мне! – завопил он. Только богам ведомо, как мог Финан так быстро двигаться, потому что еще миг назад он находился в нескольких шагах от меня. – Ко мне! Щиты! – Он стукнул своим щитом о мой. – Поднимай!

Признаюсь, ошеломленный этим внезапным нападением, я был как во сне. Кто-то – как позже выяснилось, Беорнот – встал слева от меня. Норманны Скёлля находились в двадцати шагах. Берг пропал. Кеттил, один из моих норманнов, резко крутанулся и вызвал врага на бой. Норманн бросился на него с копьем. Кеттил танцующим шагом увернулся, взмахнул мечом, и противник с залитым кровью лицом пошатнулся.

– Уходи! – вскричал Финан, и Кеттил попытался, но на него насели двое, заставляя пятиться. Он сделал выпад, меч его вошел одному из противников в живот и засел там. Я вскричал в бессильной ярости, когда клинок второго норманна полоснул Кеттила по горлу. Тот был отличным фехтовальщиком, любителем принарядиться, человеком тщеславным, но из тех, от чьей шутки покатывается весь зал. Люди пополняли нашу «стену», я слышал стук, с которым сбитые из ивовых досок щиты соприкасались друг с другом, но воины впереди нас продолжали умирать. Годрика, в прошлом моего слугу, пригвоздили к земле ударом копья в живот. Он зарыдал как ребенок. Эдвольд, дородный и нерасторопный, попытался убежать, но его тоже достали копьем. Он также рыдал. Турстан, истовый христианин, искренне уверявший меня, что моя душа в опасности, сразил норманна ударом тяжелого копья и продолжал колоть и кричать до тех пор, пока два меча не отправили его душу в рай. У него остались жена в Беббанбурге и сын в Эофервике, учившийся, чтобы стать священником. Потом погиб Кенвульф, человек надежный, честный и терпеливый. Ему секирой вспороли живот. Пошатнувшись, с вываливающимся на землю кишками, он застонал и отчаянно вцепился в рукоять меча, а потом рухнул на залитую кровью траву. Он тоже был христианином, но, подобно многим, предпочел умереть с оружием в руке.

Прав был поэт-священник: wæl feol on eorþan – наземь падали воины.

Все это произошло в мгновение ока. Погибли те, кто шел к Бергу и оказался на пути у норманнов, хлынувших через ров. Воины пали, но, умирая, на миг задержали атакующих, и этого времени хватило, чтобы остальные мои дружинники наскоро образовали «стену щитов». На самом деле нас спас Сварт, бросившийся в наступление с правого фланга во главе людей Сигтригра.

Раздался стук щитов.

Сварт ринулся в бой как ульфхедин – опьяненный битвой великан, с костями в бороде и огромной секирой в обеих руках. А с ним – по меньшей мере два десятка воинов, их щиты ударили о щиты воинов Скёлля. То была схватка норманна с норманном в ярости клинков.

– Вперед! – заорал я, и моя «стена щитов» вступила в бой.

Воины стояли с боков от меня и за спиной, они кричали, не только от ярости, но и от страха. Но мы образовывали «стену щитов», как и воины Сварта, а вот бойцы Скёлля в яростном угаре рассыпались. Упоение боем затуманило им головы, они лили кровь, их, казалось, ничто не могло остановить. Кроме «стены щитов». Наш удар был страшен. Кололи копья. Сварт убил двоих до нашей атаки, но мы прибавили еще двоих, пронзив их копьями. Я заметил, что чернобородый норманн пытается выстроить людей Скёлля в «стену щитов». Мои воины прибывали, как и дружинники Сигтригра подтягивались к Сварту. Стоявший рядом со мной Беорнот ткнул копьем в чернобородого, тот отбил удар щитом. Я заметил, как новая зарубка появилась на оскаленном волке на щите противника. Он двинул копьем, целясь в Беорнота. Тот в свою очередь принял удар на щит, а я сделал шаг и вонзил Вздох Змея в длинную бороду и почувствовал, как острие вошло в горло. Норманн упал бы, если бы его не поддержали из заднего ряда. Финан атаковал соседнего с чернобородым воина, разрубив Похитителем Душ окольчуженное плечо. Слева загремели щиты. Я повернулся и увидел, что мой сын наращивает «стену», вводя в бой свежих воинов, а потом наше продвижение остановилось. Норманны построили свою «стену», наши щиты ударились об их щиты, каждая сторона пыталась продавить другую.

Вздох Змея – не самое подходящее оружие для такого боя. Его клинок слишком длинный для тесного порядка «стены щитов». Я швырнул его на землю и выхватил Осиное Жало, мой короткий сакс, и сунул его в щель между щитом Финана и моим. Острие впилось в дерево. Я нажал на щит противника. Поверх железного обода виднелись рыжая шевелюра, перепачканное рябое лицо со стиснутыми зубами и одной рваной ноздрей и короткая бородка. Норманн годился мне в сыновья и орал что-то злобное. Поверх плеча у меня скользнуло копье, располосовав противнику щеку. Хлынула кровь, щит норманна дрогнул, и я снова кольнул Осиным Жалом и на этот раз ощутил, как клинок вспарывает кольчугу. Злоба на лице рыжего уступила место удивлению, потом страху. Что-то ударило мне по шлему, и на миг потемнело в глазах. Удара я не видел и не знал, копьем он нанесен или мечом, но он заставил меня податься назад и высвободить Осиное Жало. Я снова двинулся вперед, высоко подняв щит, и продолжал толкать и колоть. Сварт ревел где-то справа, размахивая секирой и заставляя воинов Скёлля податься назад. Молодой норманн напротив снова принялся орать, и при каждом крике из распоротой щеки вырывалась кровь. Щиты наши сомкнулись, я издал боевой клич и почувствовал, что Осиное Жало снова достигло цели, на этот раз глубоко войдя в плоть, и я провернул его и повел вверх. Меч врага надавил на мое запястье, но напор вдруг ослаб. На крепостной стене запел рог. Видимо, это был сигнал – наши противники попятились, потом повернулись и побежали вдоль рва к одному из трех оставшихся выходов. Четвертый, западный, напротив которого стоял Сигтригр, был завален толстыми бревнами.

Туман почти рассеялся, остались только завитки, медленно скользившие над залитой кровью травой. С крепостной стены полетели тяжелые копья, одно из них вонзилось мне в щит, оттягивая его к земле. Я отошел и высвободил острие из ивовой доски. Потом поднял Вздох Змея. Ни мои дружинники, ни люди Сварта не преследовали отступающих норманнов. Я видел, как молодой воин с раненой щекой уходит со своими, но он хромал и пошатывался. Я обтер лезвие Осиного Жала полой плаща и посмотрел на Финана:

– Прости.

– За что?

– Я был медлительным. Ты – нет.

– Это они были быстрыми, очень быстрыми.